Матвей говорил спокойно, и только она заметила, как напряглась его спина, как сжались пальцы придерживающие дверь.
— Капитан Симонов, это сержант Кириллов, — он взмахнул перед Матвеем какой-то бумажкой. Наверняка рекомендательным письмом, а может, даже верительной грамотой. — Проедемте в отделение, к вам появились вопросы.
— Какие вопросы? Послушайте, я сейчас занят, скажите куда приехать и завтра я…
— Сегодня, Матвей Васильевич, — добавил второй. — Вы нужны следователю сегодня.
— Но…
— Послушайте, — весомо, и я бы даже сказала жестко, произнес тот, что повыше, — открылись новые обстоятельства, ваш зам пришел в себя, нам дан приказ доставить вас в отделение. Если потребуется, даже в наручниках. Давай не будем усложнять жизнь ни себе ни нам.
Матвей выдохнул.
— Я только, — он оглядел одежду, к штанам кое-где пристали комья земли, — переоденусь, ладно?
— Если ты в бега намылился… — начал тот, что пониже, но был перебит товарищем.
— Переодевайтесь, Матвей Васильевич, мы подождем.
Мужчина шагнул вглубь дома, собираясь к неудовольствию служивых закрыть дверь… И правильно! Нечего им смотреть, какой переодевается!
Но я не дала ему этого сделать, придержала створку рукой, одновременно становясь видимой, а потом выглянула на улицу, посмотрела на городовых и…
— Дозвольте люди добрые, служивые, государевым перстом отмеченные, котомку собрать в острог богопрезренный. Краюху хлеба, папирос, да тулупчик овчинный присовокупить? — выпалила я и поклонилась в пояс.
Меня нянька так учила, что к служивым нужно со всем почтением. Правда папенька урядника частенько с лестницы спускал, но со всем уважением и даже почти не бранился срамными словами. Наверное поэтому, тот вроде не обижался, хотя и грозился, что допрыгается папенька, как исть, допрыгается.
— Чего? — не понял тот, что пониже, а высокий крякнул и почесал в затылке, сдвигая фуражку обратно на лоб.
— Дозвольте люди добрые проститься с кормильцем, в последний раз припасть челом к рукам его трудолюбивым, в последний раз взглянуть в очи его горящие…
А вот это уже из романа, что я в тайне от нянюшки прочитала. Правда, там еще и про сахарные уста было…
— Я передумал, не пойду переодеваться, — быстро сказал Матвей, оттесняя меня в сторону.
Ну, вот всегда так, сам развлекаться поедет, а меня дома оставит! Все мужики одинаковы!
— Правильное решение, парень, — одобрил низкий, поглядывая на меня с опаской, как на чужую псину, от которой не знаешь чего и ждать, то ли укусить, то ли просто зевнет. — Садись в машину, прокатим лучше, чем в лимузине.
Матвей шагнул за порог и обернулся и показал мне кулак. Хотя, какой это кулак, так дулька обыкновенная, вот у нас у кузнеца был кулак, так кулак, как посмотришь бывало, так сразу поймешь, что рот лучше держать закрытым.
— На кого ты меня покида-а-а-а-аешь? — с надрывом простонала я.
— И девку свою уйми, — хмуро сказал низкий. — Не на кладбище едем, рано еще убиваться.
И этот туда же…
— На кого же ты меня оставляя-а-а-аешь? — с чувством вывела я.
Но Матвей, не дав мне закончить, просто захлопнул дверь. Обидно.
А через несколько секунд взревел двигатель самоходной повозки. Я не удержалась и хихикнула. А потом закружилась по дому, совсем, как во времена юности, когда папенька запирался в кабинете, а нянюшка боялась, что я ненароком свалю какой-нибудь жутко ценный вазон в коридоре. Когда в последний раз так веселилась? Когда была живой. А сегодня, пусть на краткий миг, снова почувствовала в себе жажду жизни. И, наверное поэтому, пойдя наповоду у своего настроения, когда в дверь позвонили в третий раз за день, я без колебаний распахнула ее, словно все еще жила в этом доме, словно все еще ждала гостей.
— Добрый день, — вежливо поздоровался молодой человек в черном костюме и с сумкой через плечо, в руках он держал библию.
— Замечательный день, — согласилась я.
— Могу я поговорить с вами о господе нашем Иегове?
— Конечно, — с жаром ответила я. — Вы не поверите, но никто не хочет говорить со мной о господе. Заходите! — я распахнула дверь, а парень вдруг засомневался. — Ну, скорей. Поговорим о господе. А если захотите и об этом… вашем… втором, как бишь его? Иегов? Егорка? Обо всех поговорим, никого не обидим.
11. Задающий вопросы (1)
Следователь с тоской посмотрел на Матвея. Тот ответил мужчине не менее тоскливым взглядом и постучал ручкой по столу.
«Щелк-щелк-щелк-щелк» — этот монотонный звук изредка нарушал тишину в комнате. Звук нервировал. И непонятно кого больше, следователя или подследственного.
— Я очень рад, что ваш помощник пришел в себя, — проговорил хозяин кабинета.
— А я то, как рад, — сказал Матвей. Чистую правду, между прочим.
— И он со всей ответственностью заявляет, что вас в тот вечер вообще не было в здании. И что вы не могли слить информацию о финальной цене конкурентам, по той простой причине, что за час до закрытия торгов ваш отец изменил предлагаемую цену.
А вот это оказалось для Матвея новостью? Отец изменил цену? Что ж, он в своем праве. Удивляло другое, почему он не сказал об этом сыну? Щелк-щелк-щелк-щелк…
— А посему, вы не могли в тот вечер слить информацию, которую не знали. А если бы слили предыдущие данные, то выиграли бы тендер. Жизнь полна сюрпризов, порой неприятных, — следователь вздохнул. — И вы не могли ударить вашего зама, как я уже говорил.
— Почему это?
— Наш эксперт говорит, что Александра Нечаева ударили снизу вверх, а не сверху вниз. Тот, кто отправил вашего зама на больничную койку, был не очень высокого роста, а вы, вроде на рост не жалуетесь.
— Надо же какие перемены, — Матвей не удержался от сарказма. — В прошлую нашу встречу, вы были более уверены и во мне и в своих выводах. Помнится, вы ни на минуту не сомневались в том, что поймали преступника.
— Помню, — не стал отрицать следователь. — За это я уже получил втык от начальства, желаете внести свою лепту?
Матвей не желал, но говорить это вслух не стал.
Щелк-щелк-щелк-ще… — раздражающий звук, наконец-то, прервался, когда хозяин кабинета отложил ручку.
— А когда закончите, подумайте, кто мог войти в здание издательства тем вечером? Кто мог миновать охранника незамеченным? Кто имел доступ к бумагам вашего отца и в его кабинет? Кто…
— Я не знаю.
— Знаете, — перебил его следователь, — но почему-то не хотите говорить.
— Просто я знаю, каково приходится тому, кого вы подозреваете. И не буду ни на кого наговаривать.
— Да? Жаль, а вот Андрей Качинский, референт вашего отца, не был на ваш счет столь лоялен.
