— Мне нужен полный список всех, кто умер в стенах дома у озера.
— Я не уверена… — начала девушка, но он перебил:
— Да, вы правильно меня поняли. И вам придется предоставить такой список любому из покупателей, потому что сокрытие информации подобного характера, является веской причины для оспаривания сделки в суде.
Она только вздохнула.
— Что их было так много? — иронично уточнил Матвей, и радио снова ожило, заиграв «Пятнадцать человек на сундук мертвеца». — Что ж красноречиво…
— Нет-нет, — приняла на свой счет агент, — немного. — Она снова вздохнула и добавила: — Я постараюсь все узнать и вам перезвоню.
— Отлично, — Матвей отключил вызов и, отъехав от тротуара, спросил у пустого сиденья: — Ты не против?
Сиденье не ответило. Оно у него вообще неразговорчивое.
17. Покупающий правду (2)
Телефон зазвонил, когда Матвей уже парковался перед старым зданием библиотеки. Напротив стояло точно такое же, с той лишь разницей, что библиотеку построили из светлого кирпича, а то, что стояло на противоположной стороне улицы, из красного. Штукатуркой и в том и другом случае побрезговали. Матвей вытащил аппарат и поймал себя на мысли, что красное здание ему что-то напоминает, вот только он никак не мог вспомнить, что.
Мужчина, не заглушая двигателя, вышел из машины, посмотрел на экран и тут же торопливо принял вызов.
— Сашка?
— Он самый, — тихо проговорил заместитель. — Рано меня еще хоронить.
— Не поверишь, я врачу тоже самое сказал, — рассмеялся Матвей, а потом став серьезным добавил: — Как же я рад, что ты очнулся.
— Слышал, тебя записали в главные подозреваемые? — заместитель закашлялся, — Но я следователю уже мозги вправил, сказал, что это не ты.
— Ты же не видел нападавшего, откуда знаешь, что это не я? — осторожно уточнил Матвей. — Или все-таки видел?
Ответом ему было молчание, и за миг до того, как заместитель ответил, мужчина понял, каким будет этот ответ.
— Сашка, — тихо позвал Матвей, — Почему ты не сдал ее? Из-за меня? Из- за…
— Твоего отца. Из-за денег, — прямо ответил зам. — Он приходил ко мне даже раньше следователя, представляешь?
Уж это-то Матвей мог представить легко.
— Предложил денег? Ну и почем нынче стоит разбить тебе башку? Вдруг мне тоже по карману…
— Прекрати, Матвей. Того, что сделано не исправить, моя голова уже разбита. Помнишь, как нам в институте говорили? История не терпит сослагательного наклонения. Поэтому поставь точку, как поставил ее я. От того, что Алла пойдет в тюрьму, хотя и это под вопросом, я жив, почти здоров… — Зам замолчал, а потом все же продолжил: — От того, что она будет наказана по всей строгости закона, моя, как ты выразился, башка быстрее не заживет.
— А от денег заживет?
— Смотря где их тратить. Я собираюсь рвануть к морю. И честно говоря, вряд ли вернусь.
— Черт, — совершенно искренне выругался Матвей и даже для надежности повторил: — Черт! Черт! Черт!
— Ты так расстраиваешься, что мне почти совестно, — рассмеялся Сашка. — Хотя, слышал, ты взял творческий отпуск. Не так?
— Ага, самый, что ни на есть творческий. Знал бы ты, что я тут вытворяю…
— продолжавший смотреть на здание Матвей, услышал шорох, обернулся и увидел, что ожили дворники. — Погоди. — Мужчина заглянул в салон, отключил их и на всякий случай показал кулак пустому сиденью. Послышалось, или «сиденье» и впрямь хихикнуло? — О чем ты там говорил? — Он выпрямился и снова посмотрел на старое здание из красного кирпича. Где же он его видел?
— О том, что я хочу изменить свою жизнь, — со вздохом признался Сашка. — Может, и не зря меня по голове шваркнули. А если бы я умер? Представь, что бы было.
— Представил. Пышные похороны, безутешная вдова и Алла в полосатой робе арестантки.
— Нет у меня никакой вдовы, — зам рассмеялся. — Вот это-то и удручает. Я вдруг подумал, что занимаюсь какой-то фигней, вместо того чтобы жить. Понимаешь?
— Да не особо. Видимо, это какое-то тайное откровение, доступное лишь людям с пробитой башкой.
— Видимо, — не стал спорить Сашка. — Я просто подумал, что смерть — это навсегда, что после нее уже ничего не будет.
— Тебя там, в больнице, чем-то накачали? — уточнил Матвей.
— Похоже на то, — зам рассмеялся. — Чувствую себя, как после той вечеринки, что мы закатили в честь выпуска.
— Тогда все понятно, — мужчина вздохнул, — но ты ведь не уедешь не попрощавшись?
— Сдурел, — зам рассмеялся, — нет, конечно. С меня отвальная.
— Тогда до встречи.
— До встречи, — сказал Сашка и отключил вызов, но, несмотря на это, Матвей еще несколько минут стол и прижимал к уху аппарат.
«А если бы я умер?» — спросил его заместитель, его друг, его сокурсник. Матвей в ответ отшутился, а сейчас…
«Он обещал убить тебя» — сказала Настя.
И теперь эти две фразы словно встретились в его голове. Встали друг напротив друга, если такой глагол вообще применим.
«А если бы я умер?»
«Он обещал убить тебя»
Матвей почувствовал холод, словно из лета в мгновение ока перенесся в зиму.
Что это? Запоздалая реакция на угрозу смерти?
Ведь он только сейчас понял, что угроза реальна. Что призрак может его убить. Это и будет та самая точка, о которой говорил друг. Или запятая, как можно предположить, глядя на Настю. В любом случае, оно будет, и это «оно» Матвею совершенно не нравилось. Он шутил и с Настей и с другом, но прямо сейчас, стоя напротив здания из красного кирпича, понял, что совершенно не хочет умирать. Не хочет ставить ни точку, ни запятую. Он хочет жить.
Зачем же он в это ввязался?
— День откровений, прямо, — пробормотал он, убирая телефон. — Что же это такое…
— Это старое здание типографии, — раздался за спиной голос. Матвей обернулся, в дверях библиотеки стоял старик и, несмотря на солнце, кутался в кофту. — Ее закрыли в девяностых. Нерентабельно. С тех пор здание пустует.
— Точно, — Матвей понял, что напоминает ему вытянутое старинное здание. Таки часто строили в семидесятые годы для типографий, по одному принятому во всем Советском Союзе проекту. Как под копирку. — А не знаете, кому принадлежит?
— Селу, насколько я помню. Можете уточнить в сельсовете. Но желающих приобрести эту рухлядь до сих пор не было. — Старик пристально посмотрел на него и спросил: — Решили пустить тут корни и приобрести недвижимость? Типография, дом у озера…
— Откуда знаете? Я вроде объявления в газете не давал? Призрачная почта донесла? — мужчина не сдержал иронии.
