— Нет. — Матвей встал.
— Позволь тебе не поверить. Матвей, я уже говорил и повторяю снова: нет никаких сокровищ. Если бы они были, то их давно бы нашли.
— Принято к сведению. — Мужчина взял со стола папочки. — И больше ничего про Ильина? Никаких официально задокументированных слухов, сплетен?
— Насколько я знаю, нет. Но я все же не эксперт по истории, всего лишь скромный сельский библиотекарь, который продает дом, — сказал старикашка таким тоном, словно был царским ординарцем, а его за лакея из булочной принимали.
— Тогда жду звонка вашего агента, — с этими словами Матвей вышел из библиотеки. А старикашка вздохнул с видимым облегчением. Насте это не понравилось. Не понравилось настолько, что она ухватила старикашку за плечи, позволив ему почувствовать это ласковое прикосновение, позволила ему вздрогнуть и часто-часто задышать, словно кобелю с папенькиной псарни.
— Будете докучать Матвею Васильевичу, живописать насколько я незавидная невеста, и я приму меры. Даже если эти меры вынудят меня появиться в вашей опочивальне после захода солнца и объяснить всю глубину ваших заблуждений.
Дыхание старикашки на миг прервалось, а потом возобновилось с еще большим сипом. Видимо, это стоит расценить, как согласие.
Настя появилась в машине, как раз в тот момент, когда мужчина швырнул папки в бардачок, а потом неожиданно замер, словно почувствовав ее присутствие. Хотя, почему «словно», она давно верила, что так оно и есть. Он мог ее чувствовать, ощущать ту, что умерла более века назад. Одно это уже отличало его от старикашки. А если взяться перечислять и остальные отличия, бумаги в этих папках не хватит.
— Настя, — позвал он, — если ты здесь, покажись, прошу. А то я сижу и гадаю, схожу я с ума или уже сошел и можно расслабиться.
Он еще не договорил, а она уже появилась на сиденье, позволила увидеть себя. И даже не потому, что он попросил, а потому, что сравнил себя с ним.
— Ты не он, — прошептала девушка и сделала то, на что не решалась никогда раньше. Подалась вперед и прижалась губами к его губам. Нянюшку бы удар хватил, а папеньку кондрашка. Она никогда до этого не целовалась, поэтому и вышло, бог знает что. В романах-то писаки такого накропают, про спертое дыхание, про бабочек в животе, про огонь в очах. На деле же Настя, перестаравшись, стукнулась зубами о его зубы. И все же, это был ее первый поцелуй, какой уж есть. Девушка отпрянула, словно испугавшись собственной смелости, и не придумала ничего лучше, чем повторить: — Ты не он.
И исчезла, от греха подальше.
— Ух ты — сказал Матвей и спросил: — Что такого ты натворила, раз боишься показаться мне на глаза?
Вместо ответа девушка коснулась его щеки ладонью. А он, почувствовав прикосновение, которое не ощущал никто до него, закрыл глаза и сидел так целую минуту. А она целую минуту была не в силах убрать руку. А потом мужчина улыбнулся, выдохнул и оживил автомобиль. Не совсем сдох железный коняка. Или это она теряет сноровку?
19. Ее откровения (1)
Матвей выехал на федеральную трассу, раз за разом прокручивая в голове то, что произошло, улыбаясь, а потом мысленно возвращался к событиям вековой давности.
Первое, пропали деньги Завгороднего.
Второе, умерла его дочь.
Третье, арестован Митька Ильин.
Четвертое, исчез Прохор Ильин.
Пятое, Завгородний продал дом и уехал в неизвестном направлении.
Все, конец истории.
Шестое, Настя его поцеловала. Это, как он надеялся, будет началом новой истории. Их истории.
Тогда почему ему, казалось, что одно из предложений звучало донельзя фальшиво? И какое именно?
Кто-то ворует у вкладчиков промышленника.
Настя лезет в петлю. В ее смерти обвиняют Митьку — писаря.
Исчезает его отец, с деньгами или нет, но исчезает. Матвей так надеялся, что библиотекарь поможет ему узнать что-то о приказчике Завгороднего, но старик спутал ему все карты.
Промышленник хоронит дочь, продает дом и уезжает.
Что не так? Не просто под вопросом, а настолько неправильно, что режет слух?
Нужно прямо сейчас поехать в город и посмотреть документы. Возможно, что-то сохранилось в городском архиве или в областном историческом обществе, он не раз имел дело с разными архивами в свою бытность студентом и во время стажировки в газете и очень надеялся, что сейчас ему удастся найти информацию.
Прерывая хоровод мыслей, рядом с Матвеем появилась Настя. Всего лишь на мгновение, но она успела произнести:
— В нашем доме чужой! — И исчезла.
— Черт! — рявкнул Матвей, нажимая на тормоз, а потом стал разворачиваться прямо на шоссе. — Надеюсь, она имела в виду не пришельца из космоса, а обычного домушника. — Он нажал на газ и понял, что улыбается. — Она сказала: «в нашем доме»!
И тут улыбка исчезла, от веселья не осталось и следа, его сменило беспокойство. Только бы она не натворила глупостей. Вряд ли девушке придет в голову вызвать полицию, так что чужому он точно не завидовал. В любом случае, разгребать все Матвею.
Он никогда так быстро не ездил и, наверное, побил собственный рекорд, потому как тормозил возле дома у озера спустя семь минут и двадцать три секунды. Мужчина выскочил из машины, не став даже глушить двигатель, и бросился внутрь. Одно радовало, космического корабля чужих на подъездной дорожке не наблюдалось.
Матвей распахнул дверь и замер в прихожей, первым делом заметив вмятину в стене. Обои разошлись, часть штукатурки осыпалась, обнажив кирпичную кладку. Словно кто-то изо всех сил ударил по стене кувалдой. Но никаких висельников, готовящихся отбыть на тот свет.
— Настя!
Матвей миновал коридор, заглянул на кухню, потом в гостиную, но до спальни не дошел, остановился на пороге той самой кладовки с обоями в цветочек. Кто-то славно тут порезвился, нанеся этим обоям невосполнимый урон. Если раньше, там была всего одна дыра, из которой он несколько дней назад извлек шкатулку, то сейчас в боковой стене справа от двери зияла еще одна.
— Чем же вам всем так полюбилась эта кладовка? — риторически спросил он, опустился на одно колено, коснулся рваного края обоев, сколотой штукатурки, одного из шатающихся кирпичей. Два других уже валялись под ногами. Кто-то очень хотел разнести эту стену к чертям собачьим. Интересно зачем? Это просто глобальная нелюбовь к обоям в цветочек? Или кто-то что-то ищет?
— Может, тем, что раньше это была совсем не кладовка? — тихо сказала Настя, и он почувствовал прикосновение ее пальцев к плечу.
— А что? Сокровищница вашего отца?
Мелькнула мысль, что этот нежданный домушник — каменщик может быть все еще в доме. Мелькнула и исчезла. Пока Настя стоит за его плечом, никто не осмелится подойти со спины. Да и свой дом она знала лучше него.
