— Богатый выбор.
— А он унаследует дом и милостиво позволит мне в нем жить, а возможно даже пустит в свою постелю. — Она всплеснула руками. — Он принял меня за кокотку, которая при живой-то жене…
— Ну проблему живости жены он и собирался решить с твоей помощью. — Настя возмущенно посмотрела на Матвея, и тот примиряюще поднял руки.
— Я понимаю…
— Нет, не понимаешь. — Она сжала ладони в кулаки. — Я не дурочка какая- нибудь, знаю, что сейчас никто не уважает брак, что можно развестись со старой женой и взять молодуху и даже дозволения патриарха на это не требуется. Можно завести содержанку или альфонса, можно жить во грехе, можно бросить дитятей, но… но…
— Настя, все это понятно, но скажи, ты же не согласилась, так чего переживать? Или… — Он посмотрел на девушку. — Ты же не…
— Ты что принимаешь меня за душегуба на казенном довольствии? — Девушка останавливаясь напротив него. — Я никогда не убивала по приказу людей!
— Только по велению души.
— Все-таки смеешься, — констатировала она, и тогда он, повинуясь какому- то наитию, попытался взять девушку за руку и даже немного удивился, когда это удалось.
— Я не смеюсь, а пытаюсь понять, почему ты так нервничаешь? — он потянул ее за руку, заставляя подойти ближе.
— Потому… потому что…
— Потому что ты допускала такую мысль, — Матвей обнял Настю и посадил себе на колени.
— Да, — тихо ответила она, не замечая ничего вокруг. — Допускала и подолгу стояла за ее спиной, прикидывая, как бы опрокинуть на нее полку с солениями. А потом увидела, как она сидит в спальне и вяжет пинетки. Вот такие крохотные, — Девушка показала пальцами. — И поняла, что она тяжелая, что у них скоро будет дите. — Она закрыла глаза и призналась: — Я их все-таки выгнала, уронила этому горе учителю на ногу топор, обухом правда, а потом сказала, что самое время столкнуть хромого мужика с террасы, как он для своей супружницы планировал.
— Так вот как он с женой «помирился». — Матвей отвел волосы девушки с плеча.
— Да, именно так, поэтому я и сказала, что ты не он… Матвей Васильевич, а что вы делаете? — вдруг опомнилась Настя.
— А это Анастасия Ивановна, называется соблазнение. — Матвей наклонился и прижался губами к ее шее. И сразу две вещи произошли одновременно. Первое, он ощутил лишь мимолетное прикосновение к коже девушки, а в следующий миг, его губы провалились в пустоту, и он перестал ощущать и без того невеликий вес сидящей на коленях девушки. А второе следовало из первого, Настя вновь стала бестелесным призраком.
— Оооо, — протянула девушка вскакивая. — Так вот оно какое.
— Лишь самое начало, в следующий раз начнем с того места на котором закончили.
— В следующий раз? — Она снова покраснела.
— Да. А пока можем еще поговорить, что ты там хотела объяснить? Что я не он? Я рад. Но это и так было понятно, хотя бы потому, — Матвей снова повернулся к ноутбуку, — Что он ничегошеньки не знает о Прохоре Ильине, и убежден, что тот сбежал с деньгами.
— Аты…
— А я убежден, что далеко он не убежал, раз обретается на чердаке. Стало быть, твой управляющий не появлялся здесь в те годы и не занимался шантажом, грозя убить твоего нового друга. Ну, и еще куча отличий, но все по мелочи. Я, например, никогда не убивал женщин и не планирую, а еще я выше его ростом…
Она все-таки рассмеялась.
19. Ее откровения (3)
Она все-таки рассмеялась.
— А теперь вернемся к нашим баранам. — Матвей посмотрел на экран и открыл первый попавшийся документ. — Так ты поведаешь мне, что там спрятано у тебя в кладовой вместо припасов на зиму?
Улыбка исчезла, и девушка отвела взгляд. Он не стал ее торопить, слово есть слово, вынуждать он ее не будет, захочет, сама расскажет. Матвей вернулся к ноутбуку, стараясь сосредоточиться на ровных строчках.
В шестидесятых годах сельсовет Алуфьево оттяпал у церковного прихода почти всю землю для строительства бараков. Там планировали поселить рабочих ближайшего добывающего предприятия. Благое начинание, если бы не одно «но». Земля при церкви уже была заселена мертвецами.
Сельсовет построил свои бараки прямо на кладбище. Захоронения, конечно, никуда не переносили, прошлись бульдозером и вся недолга. Люди возмущались, особенно старики, но против советской власти и ее позиции по поводу «опиума для народа» не пошли. Поплакали, поворчали, предрекая скорую гибель всем: от рабочих, до секретаря сельсовета, да и разошлись по домам оскверненных предков оплакивать.
— Ты ведь знаешь, что у нас нет баранов? — после долгого молчания уточнила Настя. Девушка стояла прямо у него за спиной, заглядывая через плечо на экран и читая статью из «Советского вестника». — Совсем бога люди не боятся. Осквернять могилы! — произнесла Настя…
И он все понял. Словно кто-то включил свет в его голове, осветив слова: могила, земля, осквернение.
— Вот что было неправильно! — Матвей обернулся и посмотрел на Анастасию. — Твой отец продал дом. Дом и землю, где похоронена его единственная дочь. А сам уехал. Вот где фальшь! Продать могилу единственной дочери — это нонсенс, а вдруг новый владелец решит построить колодец на этом месте или разбить огород? А он продал, уехал и забыл. Это возможно только если он точно знал, что там покоится не его дочь.
— Ты говоришь обо мне в третьем лице, — нахмурилась Настя.
— Понял, исправлюсь. Твой отец знал, что в той могиле не ты?
— Конечно, — Настя ответила таким тоном, словно он поинтересовался, светит ли еще солнце над миром.
— Так, — он встал, — у нас новые данные. Пропали деньги Завгороднего. Пропал его управляющий, но вряд ли их дороги с деньгами совпали. Ты умерла, арестовали Митьку Ильнина. — Теперь уже Матвей ходил по кухне туда-сюда. — Промышленник хоронит няньку под видом своей дочери. Вопрос, почему? — Он остановился у стола, посмотрел на Настю и спросил:
— Скажи, ты покончила с собой? — И поскольку она не ответила, добавил: — Это важно.
— Ох, Матвей Васильич, я на такие интимные вопросы только после свадьбы отвечаю, — лукаво ответила девушка.
— Говорят, ты повесилась?
— Правда? — полюбопытствовала она. — Как занимательно! Правда я не умею завязывать скользящий или, как про него еще говорят, узел висельника, да и никакой другой окромя швейного.
— Отлично. — Матвей подошел к окну. — Тогда вернемся к твоему отцу. Зачем ему хоронить няньку под твоим именем? Погребение скорей всего было скромным, закрытый гроб, неосвещенная земля, никакого отпевания или соборования, минимум людей, возможно только твой батюшка и был, так что разоблачить покойницу было некому… Но, повторюсь, зачем он это сделал? Итак, гипотеза первая: тела у него не было. — Настя фыркнула, и мужчина пояснил: — Знаю, звучит неправдоподобно, но все это дело неправдоподобное. — Он развернулся, дошел до стола и постучал пальцами по столешнице. — Гипотеза вторая: чтобы скрыть причину смерти. Будет странно, если та, которую ты объявил удавленницей, будет лежать в гробу с колотой раной в сердце или, например, без головы. Мало ли у следствия вопросы возникнут не сразу, а спустя время… Проводилась ли в то время эксгумация?
