— Простите, что мы без приглашения, Прохор Федотыч, — произнесла за его спиной Настя. И Матвей понял, что свет фонаря отражался вовсе не от масляной лужи, да и откуда бы ей там взяться, а от крохотного покрытого пылью стеклышка уцелевших очков.
20. Его хлопоты (1)
«Они нашли его!» — мысленно повторила Настя раз, наверное, в десятый.
Дом был полон городовых и урядников. А один важный и пузатый тянул ни много ни мало на коллежского асессора. Даже дохтур прибыл, опоздал лет на сто, по ее скромному мнению, так что ему оставалось только полюбоваться на мертвеца. Но, на удивление, тому понравилось, дохтуру, а не мертвецу, как она смеяла надеяться. Да и городовые не выглядели расстроенными. Они с энтузиазмом доломали стену, потом долго ходили вокруг папенькиного управляющего, махали руками, качали головами. Тот, что походил на асессора даже присвистнул. Нянька так и говорила: «свистеть в доме, к покойнику». Права оказалась, как всегда.
Потом служивые немного погадали о причине смерти. С этим Настя могла бы им помочь, но решила, что портить игру в шарады немного невежливо.
Городовой с энтузиазмом обвел контуры тела, а потом все стали фотографировать покойника на память. Ох, нянюшка так боялась этих вспышек, говорила, что так диавол забирает у тебя часть души. Бедный диавол, сколько же у него этих частей, поди-ка сидит целыми днями и собирает, как панно из цветных стеклышек.
Потом урядник стал рассыпать везде муку и махать какой-то кисточкой, словно отец Пафнутий во время церковной службы, другой растягивал в кладовке цветные ленты. Еще двое со всем почтением надели на руки Прохора Федотыча прозрачные пакетики. В такой же прозрачный пакетик они с трепетом опустили очки. Видимо за прошедшее со дня ее смерти столетие похороны превратились из довольно унылой процессии плакальщиц в интересное действо, прямо смотришь, и душа радуется. Во всяком случае, все смеялись и шутили. Покойника со всеми почестями погрузили на носилки, упаковали в модный в этом столетии черный мешок, любо-дорого смотреть.
Носилки погрузили в высокий катафалк, и даже Матвея с собой забрали. Наверняка, произносить прощальную речь, урядник так и заявил: «Вам есть, что сказать», и похлопал ее гостя по плечу. Только отца Афанасия не хватало, но Настя решила, что он присоединится к колонне весельчаков на погосте.
Жаль, что она не могла пойти, не так уж много в ее нежизни праздников. Но, увы, у Насти было дело здесь. Девушка дождалась, пока дом опустеет, пока в нем погаснет свет, пока рокот железных повозок затихнет вдали, а пробежавшийся по черепице ветер отзовется гулом в каминной трубе. Она провела пальцами по вмятине на стене в коридоре и тихо спросила:
— Кто это был? Отвечайте! Не притворяйтесь, что перемещение тела что-то изменило. Я ведь могу и подняться на ваш обожаемый чердак.
Он появился у двери и без всяких эмоций посмотрел на девушку.
— Это ведь вы впустили чужака? Это вы скрыли его от меня? — Она снова коснулась вмятины на стене. — По-другому не получается, чтобы там не говорил Матвей. — Она покачала головой. — Сколько бы я не тяготилась этим, сколько бы меня не тошнило от той погани, что произошла там…
— От той погани, что совершила ты, — прошипел бывший управляющий.
— Именно так, но вернемся к… к нашим баранам, — повторила она фразу Матвея. — Чужак вошел в дом через дверь, а это я бы почувствовала. Это как расстегнуть манто и ощутить ледяное дыхание зимы на коже. Вы впустили его и скрыли его от меня. Почему? — Ее пальцы зацепились за край обоев.
— Посмотрел на тебя, и тоже захотелось завести себе питомца из живых.
— Это не ответ. Мы заключили договор!
— Считай это моим страховым векселем, — прошелестел Прохор Федотович и исчез.
— Какие мы сегодня немногословные, — попеняла Настя. — Какие коварные, я вся в восхищении. А вот при жизни вам, Прохор Федотыч, явно не хватало прозорливости, иначе бы вы не стали пить из той чашки, что я вам принесла, — с этими словами Настя прошла в спальню Матвея и открыла секретер… Пардон, письменный стол. И не открыла, а выдвинула верхний ящик, достала лист бумаги, взяла из подставки перо… Перо, которое не нужно макать в чернильницу. Вот где диво дивное, почище болтливого ящика.
Несколько минут она раздумывала, подбирая выражения, словесность никогда не была ее любимым предметом. Девушка покусывала кончик пера, привычка, за которую ее нещадно бранила гувернантка, а один раз даже вымазала перья в рыбьем жире.
Настя склонилась над бумагой и стала старательно писать:
«Беру на себя смелость сообщить вам о том, что мертвое тело, найденное в доме промышленника Завгороднего. села Алуфьево Мирского уезда Заславской губернии принадлежит…»
Девушка подумала и исправила на «принадлежало». Сто лет все-таки прошло.
«… принадлежало Ильину Прохору Федотовичу, бывшему управляющему. За сим прошу принять соответствующие меры».
— Вы хотели признания, Прохор Федотыч? Вы его получите. — произнесла девушка и оглянулась в поисках промокашки, как обычно не нашла. Перечитала письмо, еще подумала и зачеркнула слово «мертвое». Тело есть тело. Девушка достала конверт, вложила письмо и стала заполнять строку адресата.
Это оказалось сложнее, чем написать само письмо. Кто должен принять соответствующие меры? Она почти решилась написать «Губернский листок», название газеты, которую привозили по понедельникам папеньке. Уважаемая и надежная, они не могут оставить без внимания такой вопиющий факт. Можно было написать в «Хроники уезда», но нянька всегда говорила, что этот пасквиль потакает анархистам и суфражисткам. По ее мнению быть суфражисткой страшнее, чем служить анчихристу. Как сейчас обстоят дела у анархистов и прочих неблагонадежных элементов, Настя не знала, давно в ее дом не доставляли газет, а потому «Губернский листок» представлялся ей более разумным выбором, если только… Перо замерло в нескольких сантиметрах от бумаги.
А ведь она знает вариант лучше, читала статью, что показал ей Матвей в своей волшебной книжке, и газета называлась… Она быстро написала «Советский вестник», теперь точно все. Остается отправить. Правда, почтальона она тоже видела лет пятьдесят назад, но… Она опять вспомнила Матвея и его волшебную книжку. Он ведь из нее отправлял свою почту, нажимал кнопочку, и на экране появлялось улетающее письмо. На вид вроде ничего сложного.
Она едва не изменила свое мнение, когда спустя несколько минут, стоя на кухне, разглядывала летающие по экрану шарики. Бррр, голова закружилась уже через две минуты. Ладно. Она выдохнула и положила свое письмо на кнопки и нажала одну, самую привлекательную на вид. Она была похожа на букву «г», и надпись на ней гласила «вход» на англицком. Она очень надеялась, что письмо воспользуется этим «входом». Шарики с экрана исчезли, а вот письмо почему-то улетать не спешило. Н-да, как-то в исполнении Матвея это выглядело проще. Настя нажала еще пару кнопок, голубой экран стал оптимистично черным, видимо тоже решил соблюдать траур по усопшему Прохору Ильичу.
