Девушка фыркнула, хотя себя стало еще жальче. И Матвея захотелось увидеть еще сильнее.
23. Его день. 02:00 по местному времени
Матвей задержался, но не испытывал усталости, наоборот он ощущал прилив сил и что-то подозрительно похожее на предвкушение. Оно было зыбким и неопределенным. Он давно забыл это ощущение, оно походило на то, что он испытал, когда сел за руль первой машины и нажал на газ. Интересно, почему он сравнивал свои ощущения от общения с Настей с первой поездкой на авто, которое он разбил в хлам?
Нет, плохая аналогия.
— Настя. — позвал мужчина, заходя в дом. пакеты в руках закрывали обзор.
— Настя!
Но девушка не спешила показываться на глаза, и он не мог сказать радует его это или огорчает. Он дошел до кухни и сгрузил покупки на стол. По крайней мере, у него есть время. Матвей убрал ключи от машины и стал опустошать пакеты. Наверное, слишком торопился, потому что разбил бутылку с соусом, чертыхнулся, рассыпал соль, подмел, не нашел скатерть и заменил ее двумя салфетками, положил столовые приборы, поставил относительно чистые бокалы. Достал из буфета чашку, очень красивую, сделанную под старину: тонкий фарфор, золотистый орнамент, даже клеймо мастера на дне. Она показалась ему как нельзя лучше подходящей к случаю, тем более, что на кухонном столе стоял открытый пакет с зернами кофе, хотя он не помнил, чтобы покупал его, всегда предпочитая возне с туркой, растворимый.
Матвей оглянулся в поисках парной чашки и увидел Настю. Девушка стояла в дверном проеме и пристально смотрела на его руки.
— Ты вошла или появилась?
Она не ответила.
— Твоя? — спросил он, глядя, как Настя медленно подходит к нему, как протягивает руку к чашке. На миг их пальцы соприкоснулись и Матвею больше всего захотелось взять ее руки в свои. — Все в порядке? — спросил он, когда она забрала у него чашку и стиснула так, что костяшки пальцев побелели.
— Да. Нет. Не знаю, — исчерпывающе ответила Настя. — Эта кружка их сервиза моей матушки, часть приданого если угодно. Сохранившаяся часть, остальное разбили. Или украли.
— Понятно, — сказал мужчина, хотя на самом деле, было ничего непонятно. Особенно, когда Настя вдруг бросилась к двери на террасу, распахнула ее и выбросила раритетную чашку вниз, откуда через мгновение раздался далекий звон. — А вот теперь непонятно.
23. Его день. 02:00 по местному времени (1)
— Дай слово ничего не есть и не пить из моих рук, — попросила девушка.
— Не могу. Как же тогда ты сможешь напоить меня ядом? — Матвей хотел пошутить, но увидев на ее глазах слезы, понял, что получилось всерьез. — Вот оно как… И чем я заслужил такую честь?
— Нет…это не я… это Прохор Федотыч предложил, — наябедничала она.
— А он-то с чего столь неравнодушен к моей судьбе, то сам удавить грозится, то тебя науськивает.
— Это кажется ему справедливым. — Она отступила от окна и легонько коснулась его руки, словно ища поддержки.
Матвей обхватил ее кисть и вдруг понял, что отчетливо ощущает тепло ее кожи, ее мягкость.
Если раньше прикосновения к насте походили на что-то невесомое, эфемерное, пусть и безумно приятное, словно перышком провели, то сейчас… Сейчас сердце забилось уже у него. Неужели, это правда? Он, конечно, надеялся, доказательство надежды, можно сказать, стояло на столе, но до конца Матвей все же не верил. Боялся поверить.
Словно во сне он взял ее ладонь в свои, поднес к губам и поцеловал. Девушка тихо охнула.
— Так это правда? Ты человек?
— И это все, что тебя волнует?
— Ага, а еще мировой голод и глобальное потепление.
— Это новые казни египетские за грехи наши тяжкие?
— Именно на них. — Мужчина повернулся к столу и сделал приглашающий жест. — Давай обсудим преступления и наказания за ужином. Не зря же я старался…
Настя обернулась и посмотрела на стол. Он ощутил поворот ее головы, физически, почувствовал, как волосы скользнули по его запястью.
— О, — только и смогла произнести она.
— Я ждал немного иной реакции, но да, ладно.
— Ты готовил мне ужин, а я тебе отраву, — горько констатировала Настя.
— Ну, разве мы не идеальная пара?
— Не смешно. Ты не слышал, я хотела тебя отравить?
— Все я слышал. Но считаю, что главное в жизни не намерения, а поступки. Чашку ты выкинула. Считай, я оценил твой поступок. Оцени и ты мой.
— Хорошо, — со всей серьезностью, словно он задал ей урок, сказала девушка, продолжая разглядывать накрытый стол: салфетки, вилки, тарелки, бокалы и еда, которую он купил в ресторане, все еще остывала в фирменных лотках. — Ты… вы…
— Давай уже раз и навсегда решим, что «ты». Хорошо? — Он снова поднес ее ладонь к лицу и поцеловал запястье. Не показалось, под тонкой кожей действительно бился пульс. — Ты и я. Мы. — Он не сдержал улыбки и словно не веря, произнес: — Ты живая.
Вместо ответа девушка посмотрела на него так, словно он нес какую-то несусветную чушь, да еще и уверял в ее важности. Она даже попыталась вырвать свою руку из его, но он не дал ей этого сделать.
— Матвей Васильевич… Матвей. — Голос девушки стал беспомощным. И ему по необъяснимой причине это понравилось. Может, он извращенец? — Хорошо, пусть будет по-твоему. Я живая. Можно теперь перейти к более важным вопросам?
— Что может быть важнее, чем возможность прикасаться? — Он снова коснулся губами ее руки, и она замерла, как замирает пойманная в ладони бабочка.
— Твоя жизнь, — тихо ответила Настя.
И в этот момент он понял, что окончательно и бесповоротно влюбился в стоящую напротив девушку. В девушку, которой не существует. В девушку, что на досуге раздумывает, как бы половчее его отравить. Наверное, интуитивно он знал это всегда, но отмахивался от этого знания, как от чего-то совершенно несерьезного, даже невозможного. И вот сейчас понял, что больше не хочет отмахиваться. И это было похоже на удар под дых, от которого сбивается дыхание, от которого тебе хочется не плакать, а смеяться. Обычное среднестатистическое любовное сумасшествие.
— Ты такая красивая, — сказал он с улыбкой.
— А ты такой невозможный. — От избытка чувств Настя топнула ногой и все-таки вытащила руку из его ладоней. Именно вытащила. А ведь наверняка, будучи призраком, просто бы растаяла в воздухе, став неосязаемой и даже не задумалась об этом. Есть вещи, которые делаются рефлекторно, без осознания. Это, как дурная привычка, когда человек щелкает пальцами и не замечает этого, как рефлекс, вроде кошачьего, благодаря которому зверь всегда приземляется на лапы. Не будь она человеком наверняка ушла бы от его прикосновения, как уходила всегда.
— Твоей жизни угрожают, а ты собираешься ужинать при свечах? — спросила она, с удивлением наблюдая, как он взял спички и стал зажигать самые обыкновенные свечи. — А чем тебя не устраивают светящиеся шарики? — Она посмотрела на потолок.
