Он замолчал, продолжая целовать ее. Девушка прижалась к нему. Он погладил ее по спине, коснулся груди, даже сквозь толстую ткань свитера ощутив ее мягкость, и… Настя окаменела, словно статуя. Всего на одно мгновение.
— Боишься? — спросил он, но рук не убрал.
— Нет, — соврала она и закрыла глаза.
— А вот я боюсь, — признался Матвей. — До чертиков.
— Заканчивайте богохульствовать, Матвей Ильич, и покажите мне… Покажи мне… — Она не смогла закончить предложение, но он понял.
— Покажу, — пообещал мужчина. Он запустил руки ей волосы и поцеловал Настю в шею. Она положила ладони ему на плечи, потом коснулась затылка. Ее руки были такими маленькими, такими нежными. Матвей наклонился и, взявшись за резинку собственного свитера, который на девушке смотрелся просто сногсшибательно. стал поднимать его. Сантиметр за сантиметром.
— Вот теперь мне страшно. — Настя распахнул глаза.
— Передумала?
— Нет, просто извещаю.
Он задрал свитер выше. одновременно касаясь руками бедер девушки. Светлая кожа напоминала шелк.
— А можно мне? — спросила прерывающимся голосом Настя.
— Можно что?
— Тоже коснуться тебя.
— Не спрашивай. коснись.
Она так и сделала. Зеркально повторила его жест, задрала мужскую футболку и провела ладонями по груди. Отдернула. словно обжегшись. а потом положила руки обратно. Провела по животу. опустилась ниже поясу брюк.
Наверное. именно это убедило его. что Настя не шутит. Не ее слова. а вот это движение. когда она испугалась, но снова прикоснулась к нему.
И Матвей не соврал. ему тоже было страшно. Он боялся облажаться.
Вместо того, чтобы раздеть девушку, он стащил майку, которую надел всего несколько минут назад. Стащил и отбросил сторону. А потом подхватил девушку на руки.
— Что? — спросила она.
— Хочу сделать все, как полагается. Не на полу в гостиной, а в спальне на нормальной кровати.
Она не ответила, продолжая смотреть на мужчину. Только на него.
Он не помнил, как вышел из комнаты, не помнил, как оказался в спальне, помнил только ее огромные глаза. Помнил, как поставил ее перед кроватью, как снова взялся за край длинного свитера и на этот раз снял его, все также продолжая смотреть на девушку. На секунду ее лицо оказалось закрыто тканью. А потом свитер упал к ее ногам.
Настя зажмурилась и попыталась закрыться руками.
— Не надо, — попросил он.
— Не могу, — прошептала девушка. — Очень хочется залезть под одеяло. — На ее щеках расцвели алые пятна.
— Так лучше? — спросил Матвей и с непередаваемым удовольствием прижал Настю к себе, ощущая прикосновение ее груди к своей.
— Да. Но я очень близка к тому, чтобы передумать. — Он ощутил дрожь ее тела. Если она дрожала вполне ощутимо, то он дрожал внутренне.
— Тогда мне стоит поторопиться, — сказал Матвей больше для себя, чем для нее.
Матвей сделал шаг вперед. Они сделали.
Он положил девушку на кровать…
Как она на него смотрела, словно олененок на охотника. Олененок, который надеется, что охотник не выстрелит. Она не отрывала от него взгляда ни на минуту, ни пока он стягивал брюки, ни пока ложился рядом.
Черт, все было не так, как он привык. Он никогда не оценивал свои действия, никогда не медлил, не замирал в нерешительности, прежде чем, положить руку на грудь девушки. Никогда не ловил с таким восторгом и нетерпением чужое дыхание, не пил его, словно самый сладкий из нектаров.
А когда она снова положила пальцы ему на живот, совсем тихонько и несмело, тогда… Едва все не закончилось. И пусть он никогда в этом не признается, но так и было. Настя убрала руку, и он едва слышно застонал от разочарования.
— Что? — испуганно спросила девушка. — Я сделала что-то не так?
— Нет. — Он накрыл ее руку своей. — Хотя я понятия не имею что считалось правильным сто лет назад.
— Ну, правильным считалось ждать мужа в темноте спальни под одеялом. Не открывать глаз и не шевелится, пока он не закончит. А еще рекомендовалось во время этого действа читать молитву святой богородице…
— Звучит романтично. Тогда можешь не смотреть, пока я буду делать так, — Матвей прикоснулся губами к плечу Анастасии, потом к ключице, потом к груди.
Девушка всхлипнула. Какой музыкой прозвучал для него этот звук.
— Не смотри, просто позволь мне… — Мужчина не договорил. Потому что слова кончились, остались лишь чувства, лишь ощущение ее дрожащего тела, ее гладкой кожи под его руками, ее теплых губ, когда он касался их языком. Плавных изгибов, когда он оказался сверху. Дрожащих рук, которые он прижимал к подушке. Дыхания, которое он поймал, когда раздвинул ее бедра своими.
Матвей ощутил, как она напряглась. Она даже пробормотала что-то ему на ухо. Что-то испуганное. Но не попыталась освободиться. Она лишь распахнула глаза, продолжая смотреть на Матвея. И он утонул в них. Утонул в ней, едва сделав одно движение. Такое медленное и такое сладкое. И прошептал: «Прости». А может, лишь хотел прошептать. Настя едва заметно вздрогнула, и тут же доверчиво обняла его за шею руками.
Если бы до этого у него оставались хоть малейшие сомнения, то в этот миг Матвей точно понял, что пропал. Раз и навсегда. Но он знал это и раньше. Так что…
Всего на секунду он ощутил преграду, а в следующий миг он уже был внутри девушки, инстинктивно она обхватила ногами его талию.
— Настя, — прошептал он.
— Что, уже все? Уже можно открывать глаза? — Она вцепилась руками ему в плечи.
— Нужно. Потому что самое интересное еще впереди, — пообещал Матвей.
И сдержал обещание. Сдержал, когда сделал еще одно движение, сдержал, когда она ахнула и выгнулась ему навстречу. Он никогда не забудет эти минуты, никогда не забудет ее робких прикосновений. Никогда не забудет, как пробуждал ее тело для нового неизведанного удовольствия, заставлял тянуться к нему, заставлял стонать и стонал вместе с ней. Он почти кричал, врываясь нее все быстрее и быстрее. Впивался в ее губы и ловил ее крики. Дрожал в предвкушении вместе с ней, и вместе с ней упал в пропасть. Ощутил, как она напряглась, хрип сорвался с губ девушки, а потом что-то внутри нее стало содрогаться и он, наконец, дал себе волю, зарычал, ворвался в нее до конца, и… Все остальное перестало иметь значение.
Не только он пробудил ее тело для удовольствия, но и она пробудила его, заставила взглянуть на мир по-другому, заставила его осознать, кто он такой и чего хочет. А он хотел ее. Только ее.
Матвей уткнулся лбом в подушку, чувствую, как девушка тяжело дышит ему шею.
— Ох, — прошептала она и видимо для надежности повторила еще два раза:
