— Ты… ты зло? — вдруг выкрикнул он, глядя куда-то поверх ее плеча.
— Ну, что вы, нет, конечно, — совершенно искренне ответила девушка. — Зло спит на чердаке. Разбудить?
Матвей сдавленно вскрикнул, шарахнулся в сторону, ударил бутылкой о стол, виски выплеснулось на пол, под ноги посыпались осколки. А мужчина вдруг поднял руку с тем, что осталось от бутылки, которую он держал за горлышко, и, взмахнув, заорал:
— Не подходи!
Смешной человек, сам же ее звал. Зачем спрашивается? Чтобы она посмотрела, как он в темноте изображает мельницу? Кстати, о темноте…
Свет зажегся неожиданно для Матвея, и тот замер на месте, дико вращая глазами. Настя не дала ему опомниться, сделала шаг навстречу и сказала:
— Какая претенциозность! А ведь нас даже не представили друг другу…
Она не договорила, потому что мужчина дернулся, поворачиваясь, все еще хлопая глазами, как лесная сова, и… Осколок бутылки вошел девушке в грудь. На бежевом платье из шифона закапала алая кровь. Знала бы модистка, называвшая себя мадам Клозет, что ее творение останется в веках, наверняка гордилась бы. Кстати, за платье два целковых уплочено.
— Нет, — хрипло прошептал Матвей, и телефон выскользнул из его руки и ударился об пол. — Пожалуйста, нет, — незнамо у кого попросил он, выпуская горлышко разбитой бутылки и да ударившись об половицы, разлетелась на мелкие осколки.
Настя смотрела на мужчину широко открытыми глазами, а кровь продолжала пропитывать светлое платье. На темном смотрелось бы не так эффектно. Девушка тихо застонала и стала оседать на пол, достаточно медленно, чтобы Матвей, будь у него такое желание, успел подставить руки. И он не разочаровал, подхватил Настю, на миг зажмурился, то ли от ужаса, то ли от восхищения, мокрый лиф облепил грудь чересчур сильно. И вдруг кинулся вон из комнаты, а потом и из дома, торопливо повторяя:
— Помогите-помогите-помогите. — Сперва тихо, но с каждым шагом все громче и громче, а когда выскочил на крыльцо, то почти уже орал в голос:
— Помогите мне! Кто-нибудь, помогите!
Сбежал с крыльца, не удержал равновесие на последней ступеньке, повалился вперед, едва не придавив Настю, и снова прошептал:
— Помогите.
И все же осмелился посмотреть ей в лицо. Его темно-серые глаза потемнели почти до черных. Чего в них было больше страха или злости? Вины или сожаления? Трудно сказать. Она не знала, сколько они смотрели друг на друга вот так. Смотрели, пока прозрачная капля не упала мужчине на лоб, а потом вторая. Он поднял голову к небу. Где-то в вышине ветер зашуршал листьями, еще несколько капель упало на землю. Озеро подернулось рябью начинающегося дождя. Насте не нужно было даже видеть его, чтобы знать. Это ощущение походило на щекотку, пока еще легкую, но если она задержится, то скоро это ощущение перейдет в нестерпимый зуд, потом в одержимость, потом в злость, потом… Об этом лучше не думать.
Девушка позволила себе еще один последний взгляд на мужчину, а потом растаяла, оставив в его руках пустоту. Она успела услышать, как он взвыл. Отчаянно и зло. Так воют волки в лесу по весне, когда еды нет и приходится подбираться к человеческому жилью, в надежде наткнуться на одинокого спутника без ружья.
Вой оборвался, Матвей вскочил, бросился к машине. Она услышала далекий рык. ожившего автомобиля, увидела зловещие красные огни, а потом самоходная повозка тронулась с места, разбрасывая из-под колес камушки.
Вот и все. Она снова осталась одна. Она этого и хотела. Тогда почему же так грустно? Почему вспоминаются чужие глаза, полные сожаления? А ведь он не бросил ее. как остальные. Схватил и побежал звать на помощь. Он подумал в первую очередь не о себе, а о ней. Почему?
Дождь забарабанил по крыше и прежде чем погрузиться в сон, Настя щелкнула пальцами. Зажженный во всех комнатах свет разом погас, а входная дверь захлопнулась. Вот так. Не только у людей имеются волшебные рычажки.
5. Изгоняющий дьявола
Матвей проснулся от ломоты в теле. Давненько ему не приходилось ночевать в машине, давненько так не ломило спину, давненько так не раскалывалась голова. Не от похмелья ставшего почти привычным, а от дурацких мыслей, что не давали ему заснуть полночи.
Значит, это не сон и не бред. В доме у озера живет призрак. Настоящий. Господи…
Он представил, как звонит отцу и вываливает это на него, представил что услышит в ответ. Вернее, чего не услышит, и выругался. Он потому и уехал, устав от многозначительного молчания дома, уехал чтобы не слышать шепота за спиной, не замечать, как вчерашние знакомые, еще недавно называющие друзьями, завидев его. быстро сворачивают в сторону, только чтобы не здороваться. Его уже вынудили уйти с работы, вынудили уехать из города, покинуть дом, свой настоящий дом. Неужели все только для того, чтобы его выгнало из дома у озера привидение?
— Нет! — неожиданно для себя произнес Матвей. — Хватит. Больше я убегать не буду! Больше не позволю никому вышвыривать меня за порог словно щенка, ясно!
5. Изгоняющий дьявола
Матвей проснулся от ломоты в теле. Давненько ему не приходилось ночевать в машине, давненько так не ломило спину, давненько так не раскалывалась голова. Не от похмелья, ставшего почти привычным, а от боли в ране, что вчера обработал фельдшер. А еще от дурацких мыслей, что не давали ему заснуть полночи.
Значит, это не сон и не бред. В доме у озера живет призрак. Настоящий! Господи!
Или он лежит под капельницей в палате с мягкими стенами и наслаждается галлюцинациями. При таком раскладе призрак предпочтительнее.
Почему-то при свете дня вчерашние события уже не казались такими яркими, такими настоящими? Может и вправду, пропитанный алкоголем разум играл с ним в игры? Во что можно верить, а вот что нет? Он снова вспомнил, как кресло-качалка опускалось на ладонь девушки. Вспомнил, как она бежала, придерживая руку, как торчали ее пальцы. Они были сломаны — это точно. И Матвей понял, что его с самого начала смущало. Плетеное кресло-качалка было настолько легким, что он мог бы поднять его одной рукой. Оно просто не могло ничего сломать, если только… Если только в нем не сидел кто-то невидимый.
Может, хоть с кем-то поговорить? Он представил, как звонит отцу и вываливает это на него, представил, что услышит в ответ. Вернее, чего не услышит, и выругался. Он потому и уехал, устав от многозначительного молчания дома. Уехал, чтобы не слышать шепота за спиной, не замечать, как вчерашние знакомые, еще недавно называющие друзьями, завидев его, быстро сворачивают в сторону, только чтобы не здороваться. Его уже вынудили уйти с работы, вынудили уехать из города, покинуть дом… Свой настоящий дом. Неужели все только для того, чтобы его выгнало из дома у озера привидение? Господи, кажется, он и в самом деле начинает верить в это.
— Нет! — неожиданно для себя произнес Матвей. — Хватит. Больше я убегать не буду! Больше не позволю никому вышвыривать меня за порог словно щенка, ясно!
