Фотограф запечатлел их вполоборота, поймал миг, когда ветер взметнул светлые волосы спутницы Влада, частично закрыв ей лицо. Вот только мне не нужно было его видеть, чтобы узнать Лику. Узнать по белым туфлям от Эко, по костюму от Фридриха Рено, который я сама забирала из чистки. Узнать по фигуре, наклону головы, платиновым волосам. Просто узнать.
Я опустила телефон и отошла от окна, ветер всколыхнул занавески.
Значит, доказать их знакомство не так уж сложно. Кто-то всегда что-то видит, как этот фотограф, как любопытная соседка, следящая за порнозвездой в замочную скважину. А Лика не безликая девочка на побегушках со студии, ее особо по углам и примеркам не позажимаешь. Тут без ресторана или на худой конец ночного клуба не обошлось. Уверена, их видели, и полиция найдет, где, когда и с кем.
Вот именно! На Влада быстро выйдут, он же должен это понимать, если сделал что-то с нашей порно дивой… Кстати, а зачем он это «что-то» сделал? Мотива пока нет. Черт, я что, ищу ему оправдания?
Я дернула плечами и вернулась к мыслям о полиции. Когда господа в погонах выйдут на Влада ему придется отвечать на вопросы. Это вам не цветы в гримерку послать, это близкое знакомство, это заинтересованность.
Я прошлась по комнате и снова посмотрела на экран. С первого этажа раздалась мелодичная трель, изрядно приглушенная перекрытиями и дверью. Ну, приду я в полицию, и что дальше? Скажу, что Влад был знаком с пропавшей без вести. Я поежилась, какое холодное словосочетание. Скажу, что видела его у дома Лики… Даже не его, а кого-то очень похожего. И что дальше? Где во всем этом криминал? С чего я решила, что он маньяк — убийца? Или того хуже, растлитель порно-актрис и их помощниц? Господи, один и те же вопросы и ни одного ответа. Бросить что ли все это? Забыть, как страшный сон?
Кто-то снова надавил на кнопку звонка. Я открыла дверь спальни, мама же была на первом этаже… И тут же услышала ее голос:
— Добрый день, чем могу помочь?
Телефон в руке завибрировал, и прежде чем спуститься вниз и посмотреть, кого там черти принесли, я опустила взгляд на дисплей. Глянула и остановилась на пороге. А потом и вовсе вернулась в комнату. Этому человеку совершенно незачем мне звонить. И все-таки он звонил. Я провела пальцем по экрану, принимая вызов и, подняв трубку к уху, вопросительно произнесла:
— Ник?
— Он меня уволил, — без всяких околичностей известил меня актер.
— Кто? — машинально спросила я. Прозвучало глупо. Мы оба знали, о ком говорит актер, а потому, я позволила себе немного удивления: — Влад? Он что, не уехал? Почему?
— Он мне не докладывал.
— Отлично, — резюмировала со злостью я. — И ты позвонил мне, чтобы… — Странно, но я не испытывала никакого дискомфорта разговаривая с Ником, с тем, кому еще недавно отсасывала, когда меня имел Влад… Знаю, звучит вульгарно, но так и было. — Чтобы что? Ты думаешь, он докладывает мне? — парень промолчал, и я уточнила: — Что говорит Алла?
— Она сказала, чтобы я вел себя тихо и не отсвечивал. Велела, посидеть пару дней дома, — недовольно ответил актер. — Велела подумать, где я мог налажать?
— Хороший совет. Последуй ему, особенно в последней части, подумай, где ты мог налажать?
— Кроме как вчера в гримерке? — язвительно уточнил он и вдруг добавил. — Там я как раз отработал как надо, и Влад в этом вряд ли сомневался, если уж сам велел мне прийти…
— Сам? — тихо спросила я.
— Сам, — сказал Ник, и вдруг его голос изменился, злость исчезла, ее сменила усталость. — Он сказал, чтобы я вошел через семь минут после него. Прости, если ты не знала.
— Теперь знаю.
Ник не стал ничего говорить и отключился.
— Тая, — тут же позвала снизу мама.
— Да? — крикнула я.
На экране на миг снова появилась фотография Лики и Влада. И в очередной раз сменилась входящим вызовом.
«Влад Терентьевич» — высветилась оптимистичная надпись. Рука дрогнула, аппарат выскользнул из ладони и грохнулся об пол. Задняя панель отскочила, корпус раскололся, экран испещрили трещины, экран в последний раз вспыхнул и отключился, став абсолютно черным.
Я облегченно выдохнула, стараясь унять сердцебиение. А ведь секундой ранее, я разговаривала с Ником, который не вызвал во мне и тени эмоций, разве что раздражение.
— Тая, тебе принесли цветы.
— Что? — едва слышно прошептала я, но мама словно услышала.
— Белые розы.
— Вот черт! — уже громче сказала я. — Выброси!
— Тая, что ты…
— Мама, выброси, это со студии. С того самого вертепа, откуда ты хотела, чтобы я уволилась, — выкрикнула я и вернулась в комнату.
— Мама, выброси, это со студии. С того самого вертепа, откуда ты хотела, чтобы я уволилась, — выкрикнула я, вернулась в комнату и…
Сколько раз я видела такое в фильмах ужасов?
Сколько раз смеялась над глупыми героинями, которые не могут ничего, только разевать рот и орать?
А теперь сама неприлично широко открыла рот и просто смотрела, как в окне появилась сперва одна рука, потом другая. Кто-то схватился за подоконник, подтянулся… Я сделала торопливый шаг вперед и остановилась посреди комнаты, понимая, что не успеваю опустить эту чертову раму, потому что мужчина уже перевалился черед подоконник. Он неловко приземлился на ковер, чертыхнулся, глядя на разорванный и испачканный в смоле рукав, задел стул и поймал его, не дав упасть на пол. А потом выпрямился и поднял на меня взгляд черных глаз.
— Тая! — продолжала звать мама, я слышала ее тяжелые шаги по лестнице.
— Какого черта, ты не берешь трубку? — громко спросил Влад, а потом несколько растерянно добавил: — Лет пятнадцать по деревьям не лазал.
— Тая! — в очередной раз выкрикнула мама.
Мы с мужчиной одновременно посмотрели на открытую дверь спальни. И я вдруг поняла, что самым правильным будет, закричать и попросить маму вызвать полицию!
«У нас вторжение в частную собственность, кто-то забрался в мой дом офицер!»
Мысли были утешительные. Я действительно могла бы заорать, чтобы мама позвонила в полицию. Это было бы правильно. Прямо по сценарию того самого фильма ужасов. Знаете, я бы даже, наверное, крикнула, хотя бы для того, чтобы посмотреть, как вытянется лицо Влада. А еще от страха. Крикнула бы, если бы была уверена, что она позвонит, но… Мама никогда не отличалась быстротой реакции. Кричи я что угодно: «пожар», «потоп», «насилуют» «пенсионный фонд разорился» — без разницы, она схватиться за грудь и осядет на пол. И хоть болело у нее отнюдь не сердце, схватиться она именно за него, словно ее на каких-то курсах родителей научили: чуть что хватайся за грудь, если не помогает, изображай слабость, а если и это не помогает, плачь.
Я очень люблю маму, но это не мешает мне видеть ее такой, какая она есть. Ведь в кого-то я уродилась актрисой. Правда, сейчас это не поможет. Поэтому я бросилась к двери, закрыла ее и с вызовом посмотрела на Влада. Пора решить этот вопрос раз и навсегда.
