- Я тебе что, пенсионерка?! – недовольно пробурчала мама. – Мне, между прочим, только пятьдесят. Просто устала немного, так что нечего так с ума сходить. Или ты уже забыла, что тебе врачи сказали? Чем меньше будешь волноваться, тем легче пройдёт беременность. Я с тобой пять раз в больнице лежала и прекрасно понимаю, сколько сил физических и моральных приходится тратить на восстановление, - слишком красноречиво дала понять, что даже если будет умирать, а всё равно ничего мне об этом не расскажет.
- Хорошо, мамочка. Если ты говоришь что всё хорошо, значит так и есть, - спорить не было смысла. Чем больше бы я настаивала на необходимости врачебного вмешательства, тем сильнее раздражала её. – В любом случае, если тебе что-то понадобится, звони в любое время дня и ночи. Хорошо?
- Ой, да ну тебя, - снова засмеялась мама, переводя тему в совсем другое русло.
Положив трубку после десяти минутного и совершенно пустого разговора, я слишком явственно ощущала какое-то внутреннее волнение. Нервно выстукивая по погасшему экрану телефона, я смотрела нас воё отражение, ничего невидящими глазами. Казалось, у меня в груди появилась брешь, через которую сквозит липкой прохладой.
Вполне возможно, что я всего лишь себе накручивала на пустом месте. И всё, же я была именно тем человеком, у которого всегда должен быть запасной план или спасательный бронежилет.
Последние месяцы довольно сильно пошатнули её здоровье, никак не позволяя спустить на тормоза возможные осложнения. Теперь, когда снова жила в Москве, никак не могла оказать ей необходимую помощь.
Выйдя в коридор, я направилась в самый конец коридора. Туда, где располагался рабочий кабинет Влада. Тёмные двери из массивного дерева, встретили меня изворотливыми узорами с позолотой.
За те дни, что я провела в его квартире, так ни разу и не зашла сюда ни по рабочим, ни по личным вопросам….
Сама не понимаю почему, но мне было чертовски сложно сделать этот шаг. Сложно не только потянуть за металлическую ручку, но и просто постучать. Каждый раз, когда я шла к нему на встречу начинала чувствовать себя безумно хрупкой. Словно устрица, которой силком раздвинули панцирь.
Любой его взгляд, слово или движение могло причинить мне не только боль, но и вовсе уничтожить…
Набрав полную грудь воздуха, я инстинктивно прикусила губу, приводя себя чувства: «Хватит уже дрожать как девочка! Тебе двадцать пять и ты, чёрт побери, идёшь ни в камеру к маньяку, а в кабинет к своему собственному мужу!»
Паника захватила с головой, не позволяя собраться с мыслями, но я всё равно потянула за ручку, проходя внутрь.
Удивительно, но я ещё никогда не ощущала себя настолько сильно окутанной крепкой мужской энергетикой. Бархатной и тёрпкой. Словно в какой-то момент, я не просто зашла на территорию Златковского, а одним махом опрокинула рюмку элитного, раритетного виски.
Странное тепло растеклось по моему телу, ударив в голову лёгкой, опьяняющей дымкой. В одно и то же время мне было тепло… приятно… и до жути неуютно.
Казалось, я не просто иду к сидящему за столом мужчине, а ныряю с обрыва в бездну.
- Лика? – нахмурился Влад, отрываясь от экрана ноутбука. – Что-то случилось? – обеспокоенно поинтересовавшись, он резко поднялся с кресла, выискивая голубым взглядом возможные причины моего прихода.
А может просто пытался понять, состоялось ли откровение его экспрессивной сестры?
- Можно и так сказать. Но не беспокойся, со мной всё хорошо.
- Что-то не так с Соней? Когда я видел её в последний раз, она добивала бутылку вина, - недовольно констатировав, Влад обошел стол и сложил на груди руки, присаживаясь на самый край. – Так что не удивлюсь, если с её не переносимостью алкоголя, потребуется промывание желудка.
- Почему ты никогда не упоминал о том, что у тебя есть сестра? Даже в твоей биографии нет о ней никакого упоминания.
- Зато есть упоминание в статье о нашем отце. Но не придумывай себе ничего лишнего. Она сама этого хотела, чтобы не привлекать внимания ни к себе, ни к своей матери. Так что нас с отцом пришлось выложить редакторам кругленькую сумму, скрывая Соню с Анной Сергеевной от общественности, - устало выдохнув, Влад потёр переносицу. – Ну, а теперь может, всё-таки озвучишь причину своего визита, чтобы я не пытался сломать свою логику?
- На самом деле я хотела попросить тебя кое о чём, - смотреть на мужчину оказалось выше моих сил, так что, заняв место чуть поодаль, я начала изучать стоящую на его столе позолоченную статуэтку Фемиды, изредка поглаживая пальчиками её серебряное платье. – Знаю что это не твоя ответственность, но я бы была тебе очень признательна, если бы ты нашел для моей мамы хорошего врача или высококвалифицированную сиделку… Возможно, я зря себя накручиваю, но мне не понравилось как она говорила со мной сегодня… И как дышала…
- Хорошо, - отрезал Влад тем самым тоном, что никогда не предвещал для меня чего-то нехорошего. – Ты хочешь, чтобы я позаботился о твоей маме, и я выполню это просьбу, - краем глаза я увидела, как высокий силуэт оттолкнулся от стола, обходя меня со спины. – Но тогда и мне потребуется от тебя ответная услуга, - и пусть он не прижимался ко мне грудью, оставляя между нами хрупкую дистанцию, а его горячее дыхание всё равно проскальзывало сквозь всё ещё влажные волосы, «облизывая» мне шею, вызывая волну мурашек.
- И чего же ты хочешь? – не успела я закончить, как ответ Влада пронзил меня электрическим разрядом, подкашивая коленки.
- Тебя. Здесь и сейчас. И я сам выберу, как именно это будет, - мужские руки окольцевали меня горячими каменными тисками, ложась пальцами на завязки халата. – Захочу – возьму на кресле, - прошептал на ухо, слегка наваливаясь на меня, заставляя ощутить ягодицами каждый миллиметр своего возбуждения. - Буду входить в тебя, держа ноги на своих плечах, пока ты будешь выкрикивать моё имя… – потянул мужчина, настолько сильно вжимаясь в меня каменным стояком что, пришлось упереться руками в край стола, чтобы не упасть. - Захочу – распластаю на этом долбанном персидском ковре… А может взять тебя прямо на столе, м-м?... - шершавые пальцы очертили огненную дорожку вокруг пупка, неторопливо продвигаясь к груди, смакуя каждым миллиметром моей кожи.
Не знаю, как именно у него это получалось, но его прикосновения не позволяли сформироваться ни одной здравой мысли.
