И мне хочется зацеловать её до полусмерти! Хочется, чтобы она больше никогда в жизни не прикоснулась к себе с мыслью о другом мужчине!
Пусть завтра её кожа будет зудеть от сладкой боли, а тело дрожать оттого, какое удовольствие она испытает. Испытает его здесь! Со мной! И больше ни с кем!
— Ник… — моё имя перемешивается с хриплым стоном, и это бьет по мозгам электрошоком.
Я опускаюсь к её груди и, словно дикий пёс, хватаю зубами кружевной край красивой ночнушки. Треплю его. Рычу. Вожу носом по мягкой коже и с каким-то неистовым остервенением начинаю мять нежное бедро. Сжимаю в руках край гипюровых трусиков, всё ещё не решаясь снять их.
И не потому, что не хочу этого, а потому, что хочу настолько сильно, что должен снова вернуть контроль над взбесившимся телом! Потому что ещё немного — и этот петтинг превратится в скачку на выживание.
В моей голове смерчем проносится тысяча и одна мысль. Но самая главная, перекрывающая все остальное: погибнуть или все же остаться в живых?
— О, чёрт… — срывается с её губ, когда я опускаюсь к втянутому животу и задираю чёрную рубашку до самой груди.
Когда скольжу губами по дрожащему животу. Прикусываю возле пупка и слышу, как откровенно она стонет, всем своим видом показывая, что хочет продолжения.
Выгибает спину в попытке сделать самый привлекательный в мире мостик. Покрывается мурашками, и я понимаю, что теперь меня вряд ли что остановит. Тормоза отказывают, и я чувствую, как мчу на всех парах, срываясь с обрыва прямо в океан!
Красивое бельё летит куда-то в темноту комнаты, и я развожу ей ноги, опускаясь туда, куда уже давно мечтал попасть мой язык. Раздвигаю влажные губки и погружаюсь вглубь этой горячей сладости. Двигаюсь в ней неспешно и аккуратно. Рисую узоры, касаюсь хрупких стеночек, обвожу языком пульсирующий клитор и играю с ним, осторожно посасывая.
Никогда не думал, что женщины могут быть такими сладкими. Такими хмельными, словно я пытаюсь осушить не живого человека, а самый необычный сорт вина.
Её тонкий запах невозможно описать словами. Он такой мягкий и нежный, что его возможно ощутить лишь на каком-то совершенно ментальном уровне. Ты можешь им наслаждаться. Можешь сходить по нему с ума. Но тебе никогда на свете не разгадать его секрет. Потому что в этом мире нет ни цветка, ни фрукта, который бы пах настолько же потрясающе, насколько пахнет эта женщина.
— Ник… О Боже, Ник… — беспомощно мычит и извивается Даяна, заставляя меня взяться за напряженные ягодицы, возвращая их к себе.
И я практически отключаюсь оттого, как безумно она стонет, хватая меня за волосы и толкая вниз! Как сильно её ноги сжимают мою голову, пока всё её тело трясёт мелкой дрожью!
ДАЯНА 1
Мягкий или твёрдый. Настойчивый или нежный. Язык Николаса извивался во мне горячей змеёй, превращая этот порочный поцелуй в самое настоящее безумие! Совершенно необъяснимое неистовство, из-за которого я трясусь в судороге, пока он снова и снова высасывает из меня остатки здравого рассудка!
И я, словно душевнобольная, начинаю метаться по постели, не в силах выдержать то, что Прайд вытворяет с моим телом! Это не секс, а какая-то адская пытка на выносливость!
Связки начинаю ныть от боли. И всё там, внизу, напоминает один сплошной оголённый нерв.
Я смотрю на его голову между разведённых ног, и чёрная шевелюра плывёт перед глазами, перемешивая во мне все краски мира. Чувствую, как сильно сжимаю в руках его волосы. Как они просачиваются сквозь мои пальцы и как он снова и снова, с каким-то глубоким рокотом впивается в меня, заставляя подаваться вперёд! Выгибаться навстречу его языку! Хватать ртом воздух! Прикусывать дрожащие губы!
Кажется, что моё внутреннее время остановилось за долю секунды до оргазма! И мне хочется рвать волосы на голове. Исцарапать лицо или закричать из последних сил. Потому что, если я не смогу кончить сию же минуту, моё тело взорвется от той невыносимой дикости и разврата, которыми я упиваюсь, совершенно не в состоянии насытиться! Лопнет от такого болезненного ощущения вязкого удовольствия, что забивает мои вены мучительной истомой. Такого тугого и тягучего. Лишающего кислорода. Отключающего все мои чувства, кроме того единственного, с которым так мастерски управляется Николас Прайд.
Его язык набирает темп. Начинает двигаться всё быстрее и грубее. Становится жадным. Алчным. Нетерпеливым! И я наконец-то содрогаюсь в припадке пробивающего меня оргазма.
Кричу, находясь на пике, делая это так громко, что и самой сложно поверить, что это на самом деле мой голос. Такой хриплый. Гортанный. Словно у загнанного зверя, молящего о спасении.
Тело обмякает, расслабляется, и я падаю на кровать, растекаясь по ней, лишенная каких-либо сил. Перед глазами играют разноцветные вспышки, в ушах стоит приятный звон, а руки и ноги подрагивают в лёгкой судороге.
— Отвратительно, не так ли? — на губах Ника играет ироничная полуулыбочка, с которой он изучает моё сонное лицо.
А я смотрю в его блестящие глаза, и всё, что в это момент приходит мне на ум — сдаться и сказать: «Я люблю тебя».
Но вместо этого лишь прикасаюсь к его лицу. Обвожу пальчиками контуры красивых скул и тянусь к нему за поцелуем. Скольжу языком по набухшим губам и с каким-то необъяснимым воодушевлением слизываю с них отголоски нашего секса.
Я хочу запомнить момент, когда пометила этого мужчину. Хочу помнить вкус, с которым сделала его своим. Хочу быть уверена в том, что каждая приблизившаяся к нему женщина будет знать, что он мой! Будет чувствовать это по тому, как сильно мой запах пропитал его кожу! Как стал частью его самого! И что уже никто не сможет это изменить!
Тело сводит той приятной тяжестью, с которой Ник навалился на меня, водя рукой от бедра и до самой груди. Я чувствую, как сильно в меня упирается его возбуждённый член. Как он пульсирует, скованный тесными брюками, и всё моё естество практически вопит и требует ощутить его внутри себя.
— Не нужно, — перехватывает мою руку Прайд, когда я начинаю водить пальцами по натянутой ширинке.
Его приказ доходит до меня далеко не с первого раза. Потому что пьяный мозг отказывается поверить в то, что он на самом деле может сказать нечто подобное в ТАКОЙ момент!
— Что ты делаешь? — испуганно обвиваю ногами его поясницу, когда Николас отстраняется, чтобы уйти.
Это что, шутка?! Очередная его игра?! Или же тот самый урок смирения, которым он грозил?!
— Это всё из-за швов? — смотрю в его потемневшие глаза и практически молю, чтобы дело было в этом!
Из горла рвутся хрипы негодования, и я хватаюсь за края рубашки, чувствуя, как отчётливо начинает сыпаться мир вокруг нас. Кажется, стоит ему уйти, как у меня внутри что-то сломается. Покроется ржавчиной и затрещит по швам! Заскрипит от насыпанного песка и так и будет беспомощно дёргаться, не в состоянии возобновить ход!
