— Но ты ведь понимаешь, что она сама не хочет к тебе возвращаться, и ты не сумеешь изменить этого, удерживая Сару.
— Почему? Потому что ты мне этого не позволишь? — метнул в меня Джеймс злобный взгляд, даже не пытаясь сдерживать пренебрежения. — Признайся, отец, ты не отпустил её, а всего лишь забрал себе. Эта маленькая сучка смогла обвести вокруг пальца даже такого толстокожего титана, как ты. Да я и не удивлён, в постели она что надо и сосет как настоящая профессионалка.
— Ну, ты! — в этот момент я и сам не понял, когда именно перегнулся через стол, схватив Джеймса за грудки.
Осознание происходящего пришло уже тогда, когда я впивался пальцами в белую футболку. Он не сопротивлялся и не пытался выбраться из моих тисков. Податливый и вялый, он смотрел на меня совершенно опустошенными глазами. Глазами ожившего покойника. Наркомана на пороге смерти. Затянутыми пеленой, не понимающими и отчуждённости.
И я бы наверняка не удержался и врезал ему промеж глаз, если бы моё внимание не привлекла ярко-красная капля.
— Что такое, отец, — усмехнулся Джеймс, когда я разжал пальцы, выпуская его пиджак, — противно марать руки?
— У тебя кровь.
— Ерунда, — тотчас пришел он в себя, стараясь скрыть открывшееся кровотечение.
— Что с тобой происходит? Ты обращался к Рикману или какому-нибудь другому врачу?
— Из-за того, что у меня кровь из носа? Я не какая-то там мнительная девка, чтобы ходить по врачам из-за такой мелочи!
— Приложи полотенце, — схватив первую попавшуюся в руки тряпку, я протянул её Джеймсу, но тот лишь отступил назад, вытирая кровь рукой.
— Да пошел ты! Не собираюсь принимать помощь от того, кому глубоко насрать на всё, что со мной происходит!
— Твоя мать об этом знает? — всё ещё сдерживая эмоции, я чувствовал, как у меня внутри начинает нарастать вполне серьёзная обеспокоенность.
Но я не мог это показать, ведь он бы ни за что на свете это не принял. Что-что, но мой сын терпеть не мог никаких проявлений моей заинтересованности его жизнью. Если это, конечно, не касалось исполнения его прихотей.
— Знает, — ядовито выплюнул и тут же махнул кистью, шлёпая крупными каплями на стол, пол и даже на светлый диван.
Всего за несколько секунд его подбородок, и грудки, и ворот футболки оказались испачканы в кровь. С Джеймса текло настолько сильно, что не знай я, как это вышло, и вполне серьёзно решил, что его как следует поколотили, сломав нос и выбив зубы.
— И?
— И тебя это не касается! — дёрнулся он, доставая сигарету. — Хочешь мне помочь, так прекрати тянуть кота за яйца! Мне нужна Даяна и нужна немедленно! Так что или ты привозишь её к Кристоферу, или я сделаю так, что ты уже никогда на свете не сможешь отмыть свою репутацию!
— Угрожать мне вздумал? — усмехнулся, взяв его за плечо. — А не боишься, что не выйдешь отсюда?
— Не выпустишь, — перевёл он животный взгляд с руки, посмотрев прямо мне в глаза, — и мать не станет нянькаться с вашей драгоценной Сарой Джонс. Ты ведь знаешь, что это далеко не простая угроза, верно? Эта женщина нужна только мне, и только благодаря этому она всё ещё жива. А теперь, будь добр, убери руку и дай мне уйти, — бесчувственно проговаривал Джеймс, пока кровь неторопливо стекала по его губам и подбородку.
И говорит он это так пусто и холодно, как бесчувственное чудовище или настоящий психопат. Он здесь рядом. Его истощённое тело всего в нескольких сантиметрах от меня, но в этом теле нет души. Я не чувствую её присутствия.
Её выгрызли. Вырвали под самый корень, оставив лишь ожесточённую оболочку. И это сделал я. Сделал своими собственными руками…
— Я даю тебе две недели, Джеймс. Две недели, за которые я проглочу все, что ты мне сделаешь. Но если до того времени ты не образумишься и не перестанешь играть во все эти игры, то придётся тебе на собственной шкуре узнать, каково это, быть моим врагом.
Отпустив его руку, я вернулся к бару, достав пачку сигарет. Злость бурлила во мне, словно в гейзере, что вот-вот должен был выстрелить горячим фонтаном.
Я отчётливо чувствовал, как мир вокруг меня рушится. Как он распадается на части, тая под набегающей на него волной. Зыбкий и хрупкий замок из песка, который ещё совсем недавно казался мне неприступной крепостью.
Даяна Мейер стала моей личной Еленой Троянской. И сейчас, слыша звук закрывающегося лифта, я вынужден был признать, что эти две недели ничего мне не дадут. Что ими я всего лишь пытаюсь оттянуть время, занимаясь самым нелепым самообманом из всех.
Джеймс не остановится. Не одумается и не прекратит своё неизбежное безумство. Он будет бороться за неё и будет её преследовать.
С самого начала и до самого конца, до тех пор пока один из них не умрёт. И это настолько же неизбежно, насколько же очевидно, как и то, что после удара молнии последует гром.
Сделав пару крепких затяжек, я достал телефон и набрал номер Меган. Я знал, что на этот раз она в любом случае возьмёт трубку. Знал, что она ждет, что ей позвонит один из нас.
— Да? — раздался нетерпеливый женский голос.
— Что с нашим сыном, Меган? Ты водила его на обследование?
— Я… Что? — замешкала она, словно совершенно не понимая, о чём именно я спрашиваю.
— Он ушел от меня, практически заливая гостиную кровью, — сделал глубокий вдох, понимая, что говорить спокойно, увы, не получится. — Считаешь это нормальным или всё-таки стоит обратиться к врачу?
— Единственное, к чему нужно обратиться, так это к твоей совести! — возмутилась Меган. — Проблема Джеймса состоит лишь в том, что он занимается самобичеванием из-за тебя и твоей проклятой девки! Из-за ваших интриг он не ест и не может нормально спать!
— Самобичеванием?! — её слова вызвали у меня какой-то совершенно ненормальный смех. — Это не самобичевание, родная! Потому что от самобичевания не бывает такой кровопотери! Так что прекращай нести чушь и говори, что именно он сейчас употребляет!
— Ничего особенного.
— Боже, Меган! Да ты можешь хотя бы на пять минут забыть о наших личных разногласиях и признать, что у нашего сына серьёзные проблемы со здоровьем?!
Что не говори, но такое тупое отрицание проблемы не вызывало у меня ничего, кроме злости! Ведь сейчас Меган была единственным человеком, способным оказать на Джеймса хотя бы какое-нибудь воздействие. Единственным, кто мог помочь мне его спасти.
— Даже если это и так, Николас, то больше тебя это не касается, — положила она трубку, заставляя меня со всей дури вмазать кулаком по столу.
Хруст собственных костяшек показался каким-то ненастоящим. Словно кто-то неподалёку от меня наступил на фисташку. Удивительно, но я даже не почувствовал боли. Пальцы слегка подрагивали, кожа начала кровоточить, но как бы сильно я не пытался ощутить хоть что-то, отдалённо напоминающее боль, в голове была пустота.
