Когда я спустилась по трапу, машина уже стояла у причала. Это был, кажется, «роллс-ройс» – в полутьме он казался гигантской черной жабой, припавшей к земле перед прыжком. Впрочем, как только шофер открыл дверь, наваждение прошло – веселые огоньки на щитке и тихий амбиент в динамиках вернули меня в лоно цивилизации.
Хорошее выражение – «лоно цивилизации». Ты хочешь родиться в окончательную реальность, а тебя берут и с хлюпом засовывают назад в это лоно. Наверно, мужчина такое придумал. Хотел сказать, что все под патриархально-фаллическим контролем.
Ни Тима, ни Со в машине не было – видимо, я спустилась слишком рано. В салоне чуть пахло сигарой. Очередной интерьер, каждой деталью напоминающий о том, что я ничего пока не добилась в жизни. Помню, друзья, спасибо.
В машине было уютно и сонно. Несколько минут я слушала музыку. Потом дверь открылась, и в салон залезла Со. На ней были джинсы и черный свитер.
– Здравствуй, девочка.
Она улыбнулась именно так, как следовало – слабо, грустно и еле заметно, чтобы радость от встречи со мной была как бы оттенена и уравновешена скорбью от недавней потери. Я отметила хирургически точный расчет, восхитилась этой бессознательной мимической эквилибристикой – и только потом поняла, что улыбаюсь в ответ точно так же.
Мы обнялись, и я пустила небольшую слезу. Совершенно искреннюю, конечно – но небольшую и скорее протокольную. Глаза Со тоже мокро заблестели, и мы пару раз всхлипнули. Уверена, что Со в этот момент горевала так же чистосердечно, как я. Но через минуту наши слезы уже полностью высохли.
– Тим скоро будет. Он решает организационные вопросы.
– А что именно мы организуем?
– Вот это я и хочу объяснить, – сказала она, глянула на шофера и нажала кнопку на панели.
Поднялось дымчатое стекло – и отделило нас от переднего отсека машины.
– Это не наша тачка, – сказала Со. – Местная.
– Роскошь.
– Можно недорого нанять, – пожала плечами Со. – Это не роскошь, а ее имитация. Наш век вообще не знает роскоши.
– Жены миллионеров тоже?
– Тоже, – ответила Со. – Знают только жены некоторых диктаторов.
– Почему?
– Стилистические журналы учат, что роскошь – это окружить себя дорогими вещами. Но они лгут. Настоящая роскошь – древняя, истинная – это окружить себя дешевыми жизнями. Вот как Сталин. Или Каракалла… Ой, зря я его вспомнила.
– Ничего, – ответила я. – Я уже отбоялась.
– Правильно, – сказала Со. – Ты помнишь, мы с тобой говорили про Софию в древности?
– Помню, – ответила я. – Радикальный авангард. Светлое будущее.
– Именно. Ты увидела эту церковь глазами ромея шестого века. Сегодня тебе надо повторить тот же трюк, но нырнуть в прошлое намного глубже. Понять, чем это было тогда…
– Что – это? – спросила я.
– Некромантия, – сказала Со.
Видимо, лицо отразило мои чувства, потому что Со усмехнулась.
– Вот видишь. От одного этого звука со стенок твоего мозга сорвалось множество холестериновых бляшек. Именно такие культурные отложения и надо нейтрализовать.
– Это какая-то черная магия?
– Как бы да, – ответила Со. – Но на самом деле нет.
– Так да или нет?
– «Necromancy» – это английское слово семнадцатого примерно века, – сказала Со. – Оно переделано из итальянского «nigromancia», что означает, как ты точно заметила, «черная магия». В Средние века это было такое… как бы служебное церковное колдовство.
– Официальное?
– Не вполне. Разные католические попики, иногда даже сами римские папы, переиначивали в магических целях мессы и молитвы, пытаясь управлять злыми духами с помощью, так сказать, хакнутого христианского кода. Это осуждалось, но распространено было примерно как взяточничество в российских правоохранительных органах.
– Ясно.
Со улыбнулась.
– Но есть еще латинское слово «necromantia», – продолжала она, – и оно происходит от очень-очень старого, еще доклассического греческого термина «некромантейя», состоящего из слов «мертвый» и…
– Гадание, – сказала я, – знаю.
– Да. Слово «некромантейя» значило «вопрошание мертвых». Или обращение к мертвым в гадательных целях. Это почтенная и древняя наука. Изначально в ней не было никакого макабра, и ей пользовались многие античные герои.
– Хорошие или плохие? – спросила я.
– И те, и другие. Почитаешь в дороге, я взяла для тебя одну книгу. Тебе надо настроиться, девочка. То, что ты увидишь, может показаться странным, жестоким и даже извращенным. Но это не потому, что таков сам ритуал. Таким его видят наши сегодняшние глаза…
– Жестоким? – переспросила я. – Мы кого-то убьем?
Со кивнула.
– Кого?
– Овцу. Черную овцу. Их ежедневно режут на скотоводческих фермах – мы просто переносим эту процедуру в другое место. Нам нужна будет ее кровь. Но животное умрет быстро и безболезненно.
– Понятно, – сказала я. – А людей убивать не будут?
– Нет, – ответила Со. – Обещаю.
– Мы будем общаться с мертвыми?
– В некотором роде.
– С кем?
– С теми, кто придет. Это не всегда зависит от нас. Возможно, придет кто-то древний.
– Тим, – прошептала я, – говорил про Фрэнка.
– Надеюсь, придет и он, – сказала Со. – Ты была с ним близка. Это работает.
Я недоверчиво покачала головой.
– Но как можно общаться с душами мертвецов? Они где-то сидят и ждут, что их позовут?
– It’s complicated, – сказала Со. – Вопрошать души, безусловно, можно. Они отвечают, и очень осмысленно. Но я не уверена, что эти души существуют в то время, когда с ними никто не говорит.
– Чтобы отвечать, они должны откуда-то приходить.
– Почему, – сказала Со. – Они могут возникать из небытия ровно на то время, пока с ними общаются. Я подозреваю, что дело обстоит именно так. Мы как бы создаем их своим вопрошанием, и отвечая нам, они обретают новое существование. Как эхо в информационной матрице. Новая жизнь вопрошаемого духа совсем короткая – она кончается сразу после ответа на вопрос.
– Так мы их будим? Или создаем?
Со покрутила рукой в воздухе, показывая, что эта терминологическая тонкость не слишком важна.
На переднем сиденье наконец появился Тим. Со нажала кнопку, и стекло опустилось.
– Можем ехать, – сообщил Тим. – Все готово.
– Саша спрашивает, что мы делаем при некромантии, – сказала Со. – Воскрешаем мертвых, или создаем их подобие?
