К этому времени мои глаза уже привыкли к темноте – и я отчетливо различала впереди невысокую гряду из светлого даже ночью камня. Именно к ней мы и пошли, растянувшись в длинную цепь.
Дойдя до скалы, один из джинсовых турков включил фонарь. В каменной стене была чернильная дыра, забранная железной решеткой. Второй турок отпер замок ключом, открыл дверцу в решетке, дал всем пройти внутрь – и снова запер ее у меня за спиной. Это показалось мне зловещим, и я поглядела на Со.
– Чтобы нам не помешали, – улыбнулась та. – Тут бывают всякие экстремалы. Археологи-любители, наркоманы, бездомные… От них и запирают.
Вот так, подумала я, для жены миллионера бездомный – это экстремал. Говорят, чтобы заработать много денег, надо выйти из зоны комфорта. Зато потом можно навсегда в ней поселиться. Богатство нежно ретуширует мир, заряжая все позитивом.
Мы пошли вперед по пещере, миновали развилку, и я увидела впереди электрический свет. Там оказалось расширение коридора. Я бы, наверно, не обратила внимания на это место, если бы пришла сюда одна – но свет превратил его в подобие небольшой округлой комнаты.
Все уже было готово к процедуре.
Горели два софита – их мягкое сияние не резало глаза. В центре каменного мешка стояло зеркало на подпорках, перед ним – удобный офисный стул. За стулом была еще одна лампа – галогенный светильник на длинной штанге. Его рефлектор, поднятый над спинкой стула, отражался в зеркале.
Но это было еще не все.
У стены лежали две небольшие черные овцы со связанными ногами и замотанными скотчем мордами – и, честное слово, это выглядело продолжением того самого мексиканского боевика, о котором я думала десять минут назад. Овцы вели себя спокойно – только косились на нас равнодушными все понимающими глазами.
– Здесь в древности вопрошали умерших и приносили им жертвы, – сказала Со. – Видишь это углубление? Как бы такая канавка? Сюда стекала жертвенная кровь. Если зарезать овцу в любом другом месте, ничего особенного не случится. Но если кровь снова попадет сюда, нас услышат…
Глядеть овцам в глаза было трудно. Как и откуда смотрит на человека бог? Да вот так он на нас и смотрит…
Тим хлопнул в ладоши.
– Начинаем.
Мальчик в шортах подошел к стулу, сел и откинулся на спинку, приняв расслабленно-ленивую позу, ведущую, как я помнила из школьных напутствий, к сколиозу. Но сегодня педагог не проснулся ни в одном из взрослых.
Усатый мафиози подошел к галогенной лампе и поправил ее – так, чтобы отраженный в зеркале свет падал мальчику на лицо. Потом он уменьшил яркость до минимума.
– Ребенка душить не будут? – спросила я шепотом у Со.
– Нет, – ответила она. – Будут гипнотизировать.
– Это не опасно?
– Нет. Они это делают часто. Семья профессионалов.
Заиграла тихая музыка – струнный фолк. Это было что-то неуловимо знакомое, то ли испанское, то ли итальянское, и вполне подходило к гангстерскому боевику, который я все еще снимала у себя в голове.
– Зачем музыка?
– Потом расскажу, – ответила Со. – Лучше смотри. Это интересно. Не каждый день увидишь.
Мальчик на стуле некоторое время лениво кивал в такт музыке – а потом перестал. Выглядело это так, словно он уснул на уроке. Тогда Тим повернулся к одному из джинсовых парней и провел ладонью по шее.
Турок подтащил овцу к канавке на полу и, прежде чем я успела зажмуриться, перерезал ей горло складным ножом.
Он раскрыл лезвие движением большого пальца, за миг до рывка руки – так что я увидела блеск стали только тогда, когда дело было уже сделано.
Овца несколько раз дрыгнула ногами. Черная кровь, как и обещал Гомер, полилась в каменный желоб. Я думала, что она заполнит его, но она почти сразу куда-то стекала, как будто ее действительно пили невидимые жадные рты.
Женщина в бусах подошла к стулу с мальчиком, встала рядом с лампой и вопросительно повернулась к Тиму.
– Позови Бассиана, – тихонько сказал тот.
Женщина, видимо, понимала, о ком речь – она уставилась в зеркало и произнесла длинную фразу на языке, которого я не узнала. На латынь похоже не было.
– Что это за язык? – прошептала я.
– Греческий. Не совсем такой, как сегодня.
– А почему не латынь?
– Они говорили по-гречески, – прошептала Со. – Молчи и слушай.
Женщина повторила ту же фразу еще раз. Потом еще.
– Бассиан не отвечает, – сказала она.
– Тогда позови Месу или Домну, – велел Тим.
Женщина в бусах опять запричитала, ласково и жалобно, словно уговаривая отражающуюся в зеркале лампу. Это продолжалось долго, но ничего интересного не происходило. Тогда она повернулась к Тиму и пожала плечами.
Турок с ножом подошел ко второй овце и вопросительно уставился на Тима. И в этот момент свернувшийся на стуле мальчик заговорил.
Как только он открыл рот, я поняла, что это Фрэнк.
Нет, мальчик говорил своим собственным голосом, тонким и детским – но это был Фрэнк.
– Hi moonchild. Рад тебя видеть… Дилдо пригодилось, да?
– Да, – ответила я. – Спасибо. А ошейник я забыла в гостинице. Извини…
Мальчик тихо засмеялся – так же, как смеялся Фрэнк. Он глядел не в мою сторону, а в зеркало. И, похоже, совершенно не понимал, к кому обращается.
– Это ты извини, что так получилось, – сказал он. – Ты разозлилась, когда увидела в сумке эти маски? Я не думал, что все произойдет так быстро, иначе попрощался бы… Ты в порядке?
Со и Тим смотрели на меня. Мне следовало поддержать разговор.
– Я в порядке, а ты? Как жизнь?
Мальчик хихикнул, и только тогда до меня дошел весь идиотизм моего вопроса: «how’s life»? Естественно, я отмочила это без всякого умысла.
– Отлично, – ответил Фрэнк. – Просто отлично. И смерть тоже.
– Где ты сейчас?
Фрэнк опять засмеялся. Со улыбнулась, и я догадалась, что снова сморозила глупость.
– Я здесь, бэби. Я прямо здесь с тобой. Где еще я могу быть?
– Извини, – сказала я. – Я волнуюсь.
– Не волнуйся, – ответил он. – Все будет хорошо. Ты должна знать… Тебе уже говорили – и это правда. Я оставил тебе маски не случайно. Ты Луна. Луна притягивает Солнце. Найди истинное Солнце.
– Как?
– Ты знаешь.
– Я не знаю, правда.
– Ты знаешь, как искать, – повторил Фрэнк.
Я поняла, что спорить с ним глупо.
– Скажи, ты счастлив? – спросила я. – Тебе хорошо?
– Я сейчас с тобой, и мне хорошо. Я сейчас с тобой, и я счастлив.
