В общем, меня как током стукнуло.
Я повернулась к Хосе.
– Кто это? Твои знакомые?
Хосе улыбнулся.
– Ночные птицы на дневной охоте.
Я недоверчиво подняла брови. Хосе энергично кивнул.
– Будут ходить взад-вперед, пока не найдут клиента. Если любишь девушек, могу познакомить…
– Нет, – сказала я, – не надо. Если захочу, сама познакомлюсь.
Залпом допив чай, я положила на стол инвалютную бумажку.
– Купи себе мохито и думай обо мне с нежностью, пока будешь его пить.
Все-таки приятно иногда побыть альфа-самкой.
А что это значит, кстати – альфа-самка? Платит за выпивку? Это не альфа-самка, а просто дура. Растоптала сто других самок в битве за самца? Тоже как-то не очень… Патриархат по ходу успел нагадить и здесь.
Помахав Хосе рукой, я перешла на другую сторону улицы и побрела вслед за парочкой – неспешно, чтобы не догнать маму с дочкой раньше времени. Как только Хосе перестал меня видеть, я пошла быстрее.
Нагнав их, я пристроилась в нескольких метрах сзади, соображая, что делать дальше.
Они действительно вели себя как мама и дочка, которые долго не виделись и теперь никак не могут надержаться за руки. При этом они почти не говорили – только на перекрестках, где стояли одинаковые молодые люди с рациями, мама принималась что-то нежно втолковывать дочке. Дочка не спорила и покорно кивала.
Время от времени мама оборачивалась, оглядывая улицу за спиной. Увидев меня во второй раз, она чуть улыбнулась. Я подмигнула в ответ. Еще через сто метров она опять поймала мой взгляд и ухмыльнулась шире. Я всем лицом изобразила крайнюю степень счастья. Обернувшись в следующий раз, дама в шоколаде еле заметно кивнула на остановку местной конки.
У меня внутри словно бы напряглись парашютные стропы – такого я совершенно не ожидала. Я… Да как она вообще… Да за кого она…
А какие еще варианты? Их не просматривалось.
Они дожидались меня на остановке. Перекресток с очередным мешковатым клерком с рацией был рядом, и все время, пока мы ждали конку, ни дама в шоколаде, ни дочка даже не посмотрели в мою сторону. Это было захватывающе, как в шпионском фильме.
Через несколько минут подошла конка – подобие открытого фаэтона в одну лошадку, который я много раз видела на улице, но так и не научилась всерьез воспринимать в качестве транспортного средства. Я думала, это что-то экскурсионное. Оказывается, на конке можно было ездить. Я деликатно села через сиденье от шоколадной дамы. Когда перекресток с наблюдателем уплыл назад, она впервые повернулась ко мне.
– Сто восемьдесят куков, – сказала она по-английски.
Я хотела засмеяться, но вместо этого вдруг кивнула. Деньги с собой у меня были.
– И десять ему, – она показала на управлявшего конкой господина. – Прямо сейчас.
Я послушно вынула из кошелька десять инвалютных песо и отдала их шоколадной даме. Она передала их кучеру.
Конка остановилась через несколько перекрестков – в зоне, застроенной коттеджиками местной элиты. На другой стороне улицы не было ни одной гостиницы, и на углу даже отсутствовал обычный топтун. Или, может быть, его функцию выполнял рыбак бомжеватого вида, сидевший у забора на свернутой серой сети.
Дама выразительно поглядела на меня и сделала странный знак ладонью – как бы приглашая за собой и одновременно отодвигая назад. Я поняла: следует идти за ней, но в некотором отдалении, чтобы не было ясно, что мы вместе.
Дама с девушкой дошли до угла и повернули на улицу, идущую от моря. На углу девушка посмотрела на меня – кажется, в первый раз за все время маневров – и виновато улыбнулась. Я так же виновато улыбнулась в ответ.
Они вошли в небольшой зеленый коттедж за забором. Через минуту я проскользнула в оставленную открытой калитку, затем в дверь – и оказалась в гостиной.
Девушки здесь не было. Меня ждала хозяйка.
– Welcome, – сказала она и обвела пространство ладонью – словно приглашая воздать ее дому должное.
Меня поразило огромное количество разноцветного хрусталя. Им было заставлено буквально все – стеклянные стеллажи, полки и зеркальный шкаф, умножавший стоявшие внутри бокалы на два. Часть хрусталя была стопроцентно советским, часть, кажется, чешским – и одна ваза зеленого стекла очень походила на ту, что я все детство наблюдала дома.
Из-за хрусталя во многих местах выглядывало лицо полного кубинского военного с печальным знанием в глазах (будто он еще тогда понимал, на что будет смотреть со стены в следующем тысячелетии). Иногда рядом с ним была хозяйка, в молодости походившая на Опру. Сам военный практически не менялся на снимках разных лет – только с годами редели волосы, обвисала кожа, а глаза становились все пронзительней. На самой последней фотографии – цветной – он был в гражданском и лежал в гробу под неизбывной надписью «Patria o Muerte».
В комнате с хрусталем мне пришлось задержаться и передать шоколадке требуемую сумму (деньги вперед). Она была дамой слишком хорошего тона, чтобы взять их просто так, и мне пришлось выпить чашку приторного чая. Потом она кокетливо засмеялась, отвела глаза и показала на дверь в следующую комнату.
За дверью была маленькая спальня – полуторная кровать, комод и ведущая в ванну дверка. Пожилой военный присутствовал и здесь, причем в гораздо большем объеме – он мудро и печально глядел на кровать с висящего на стене масляного портрета, выполненного в характерной позднесоветской манере. Военный занимал так много места, что сначала я увидела его. И только потом – сидящую на кровати девушку.
– Меня зовут Саша, – сказала я.
– Наоми.
Она улыбнулась мне, и я в очередной раз поразилась тому, насколько она похожа на Элагабала. То же самое лицо, ставшее из мужского женским.
– Do you speak English?
Она говорила, и не хуже меня.
Ей было двадцать пять лет – чуть больше, чем я решила. Она изучала архитектуру в Гаване. Или хотела, чтобы я так считала.
– Я не Ноэми, а именно Наоми. А то все почему-то считают, что на Кубе могут жить только Ноэми…
Она сразу призналась, что не любит мужчин. Вернее, любит, но только во время экспедиций в Варадеро, и только за деньги.
– Сегодня мне повезло, – сказала она весело.
Пять минут назад я думала, что мы просто познакомимся и поговорим. Но все дальнейшее было настолько прекрасно и естественно, что говорить не было необходимости.
Потом в дверь деликатно постучали. Оплаченное время кончилось.
– Я хочу встретиться еще, – сказала я. – Завтра ты сможешь?
Наоми кивнула.
– Здесь? – спросила я.
Наоми отрицательно покачала головой. Наполовину знаками, наполовину шепотом она объяснила, что шоколадная дама за дверью берет себе половину денег и лучше встретиться на дороге за шлагбаумом, у нее есть куда пойти.
