– Цифры – это не люди, доктор Кастелли. А люди – не цифры.
Но он знал, что Шон стал именно цифрой, очередной обезличенной жертвой, скормленной печи.
Что-то в его тоне вызвало озадаченный взгляд доктора Кастелли.
– Это был кто-то близкий? – спросила она через пару секунд.
– Сын.
– Сочувствую.
– Да. – Макнил повернулся к двери. – Давайте спустимся вниз.
Кремовые с черным кухонные шкафчики по большей части пустовали. Макнил обнаружил только несколько банок консервов и несколько пакетов с бакалеей – лапшой, спагетти и сахаром. В холодильнике стояли початые банки с соусом, оливками и майонезом. В пластиковой бутылке плескалось на донышке молоко. Макнил понюхал его и отпрянул от запаха кислятины. Он посмотрел на дату. Срок годности истек почти две недели назад. Эркерное окно кухни выходило в сад сзади дома. У окна стоял небольшой стол и два стула. Вероятно, мистер и миссис Смит не имели привычки завтракать вместе с дочерью. Стеклянные двери вели в зимний сад, где стоял большой стеклянный стол и чугунные стулья с мягкими сиденьями. Другая стеклянная дверь вела оттуда в гостиную.
– Что вы ищете, мистер Макнил? – поинтересовалась доктор Кастелли.
Он пожал плечами.
– Не знаю. А вы? Что вы рассчитывали здесь найти?
– Наверное, как и вы: я пойму, когда найду что-то важное, как только это увижу. Что-нибудь, дающее намек, каким образом она заболела гриппом.
Макнил прошел в зимний сад, и доктор Кастелли последовала за ним. Он высветил фонариком поверхность стола. Тот был завален бумагой, документами и письмами. Все на французском. Он поднял одно письмо и попытался прочесть его, но прошло уже много времени с тех пор, как он провалил экзамен по французскому. На письме был тот же адрес компании «Омега 8». Когда он взял письмо в руки, на пол слетел клочок бумаги.
Доктор Кастелли подняла его.
– Вам лучше на это взглянуть, – сказала она, выпрямившись, и Макнил повернулся к ней с фонарем.
Это была полоска фотографий на паспорт, три штуки. Четвертая была отрезана, вероятно, для паспорта. На двух фотографиях в камеру пыталась улыбнуться девочка-китаянка с чудовищно деформированной верхней губой. Ее волосы выглядели так, будто их обкорнали фестонными ножницами, а еще на ней были уродливые очки в черепаховой оправе. На первом снимке она отвернулась от камеры с озадаченным выражением лица и говорила что-то, отвлекшись от съемки. Так значит, это и есть Чой. Мешок с костями, к которому его вызвали девятнадцать часов назад на стройплощадку около Вестминстера. Это ее голову Эми оживила в своей мансарде на бывшем складе. И добилась явного сходства.
– Это она? – спросила доктор Кастелли.
– Скорее всего.
– Почему вы не уверены на сто процентов?
– От нее остались только кости, доктор Кастелли. Все остальное с них срезали. Не считая реконструкции лица, проведенной по черепу, мы не знаем, как она выглядела. – Он снова посмотрел на фотографию. Заячью губу ни с чем не спутать. – Но очень похоже, что это она.
Он положил паспортные фотографии в полиэтиленовый пакет для улик и аккуратно убрал во внутренний карман. Они вернулись в прихожую.
На столике под почтовым ящиком скопилась почта за пару дней. Пачка невскрытых конвертов неаккуратной стопкой лежала на комоде. Доктор Кастелли пролистала их. И хмыкнула.
– Половина писем от меня. Он даже не потрудился их открыть. Неудивительно, что я не получила ответа.
– Зачем вы ему писали? – спросил Макнил. – И почему вообще приехали сюда?
Доктор Кастелли устало и обреченно вздохнула.
– Я почти уверена, что пандемия началась в загородном лагере для лондонских школьников в Кенте. В октябре, во время каникул. Центр «Бег и плавание». Туда на неделю приехали тысячи лондонских детей под присмотром учителей. Это муниципальный центр. Ну, сами знаете, что это такое. Там дети плавают на каноэ и под парусом, занимаются скалолазанием. Устраивают командные соревнования, а некоторые ученики борются за приз герцога Эдинбургского. Какое-то время они живут в палатках и разводят костры. И все эти дети постоянно находятся на виду друг у друга. Ни минуты в одиночестве. В общежитиях, в столовых и во время однодневных автобусных экскурсий. Идеальная среда для распространения болезни.
Она медленно вскрыла конверт собственного письма и покачала головой, просматривая его.
– Все семьи, которые мы идентифицировали как первых носителей гриппа, в октябре отправляли детей в тот лагерь. Мы могли бы быстрее докопаться до истины, если бы раньше начали шевелиться. Но только через несколько недель осознали, что произошло. К тому времени грипп уже вышел из-под контроля, и пришлось пробираться обратно к первому носителю через все эти цифры. Но мы сумели отследить всех побывавших там детей и исключить их в качестве источника. Мы искали какие-либо связи с Юго-Восточной Азией. И наткнулись на Чой – самый вероятный вариант. Мы знали, что она китаянка по происхождению, приемная дочь французов. Но понятия не имели, как давно приехала из Китая и имеет ли вообще какие-либо связи с ним. Она могла родиться и во Франции. Но она осталась единственной, о ком мы не смогли найти каких-либо сведений. Ее родители не отвечали на письма и телефонные звонки.
Она снова бросила письма на столик и испытующе посмотрела на Макнила проворными черными глазами.
– Методом исключения, мистер Макнил, и в отсутствии доказательств обратного, придется предположить, что именно Чой могла быть источником инфекции.
Глава 20
Квартира на Парфри-стрит оказалась напротив больницы Чаринг-Кросс. Пинки знал, что там часто делают операции по ампутациям и смене пола, хотя необязательно в таком порядке. До пандемии местные жители шутили, что не могут точно сказать, кто выходит из больницы – мужчина или женщина. Отличное место для парочки, которую он намеревался посетить, подумал Пинки.
Квартира Тома и Гарри, номер 13А, находилась над цветочным магазином, он же работал как кафе. По соседству с кафе был круглосуточный продовольственный магазин, в любое время торгующий спиртным в голубых полиэтиленовых пакетах. До пандемии на улице постоянно наблюдался ручеек пациентов в пижамах. В эту сторону они шли с пустыми руками, а обратно с голубыми полиэтиленовыми пакетами.
Теперь палаты были в основном заполнены мертвыми и умирающими. Обычная специализация больницы отошла на второй план, и круглосуточный магазин теперь был круглосуточно закрыт. Как и цветочный магазин вместе с кафе, и «Пицца экспресс», которой питались Том и Гарри в те вечера, когда ленились готовить.
Пинки проехал на боковую улочку, подальше от огней больницы и шныряющих туда-сюда скорых. Теперь никто даже не слышит их приближения. Отсутствие машин на дорогах сделало сирены ненужными. Пинки поставил машину и подошел к дому номер один. Вытащил из-под пальто монтировку и взломал дверь. Дерево с треском расщепилось, замок вылетел из пазов. Сейчас Пинки было не до церемоний. Он быстро поднялся по лестнице до квартиры 13А на верхнем этаже и посмотрел на дверную табличку. Том Беннет. Гарри Шварц. Пинки вставил конец монтировки между дверью и косяком и поднажал. Дерево снова расщепилось. Треск прокатился эхом по лестничной площадке и этажом ниже. Он толкнул дверь, а потом быстро закрыл за собой и замер в темноте, прислушиваясь. Он услышал шуршание простыней на кровати, стон и сонный голос:
