— Каким образом? И почему я должна тебе верить? — прошипела Мила.
— Потому что я был Смертью. Именно я убил Алию, потому что Жизнь и Смерть не могут жить вместе. Кто-то рано или поздно погибает. Но вместе с одним пропадает и другой. Рядом мы убивали друг друга, сами того не ведая. Так же как Румин и Мирра.
— Но ты же живой, хотя Алия умерла много столетий назад.
— Я умер давно, — печально покачал головой Клим. — То, что ты видишь перед собой просто оболочка, которая обратится в прах, едва свершится моя месть. Когда-то давно я заключил сделку с Люцием. Он помогает мне отомстить и убить Шиезу, а я привожу к нему тебя.
— А как же Марта? Ведь Шиезу убьет ее, когда узнает, что ты его предал.
— Вижу, Марк рассказал тебе больше, чем я думал. Марта умерла во время эпидемии бубонной чумы. Так что мне больше нечего терять.
— Значит, ты так легко пожертвуешь жизнью падчерицы ради мести?
— Я должен.
— Я не понимаю. Румин сможет уничтожить Шиезу и помочь тебе. Почему бы тебе не пойти вместе с ним, когда он вернется? С нами?
— Румин… Он не вернется, разве ты до сих пор не поняла? Он использовал тебя, чтобы подобраться к Шиезу, забрать Мирру. Только она имеет для него значение. И если понадобится убить тебя, чтобы вернуть ее, он не будет колебаться.
— Я тебе не верю. Ты говоришь, что должен отдать меня Люцию, а на пустырь привез к Шиезу. Утверждаешь, что брат предал меня, когда тот спас меня, когда я едва не сгорела заживо. И тогда в переулке меня спас он. Ты все врешь. Просто запудриваешь мне мозги, чтобы я пошла с тобой.
— Мне это не нужно, — с раздражающим спокойствием возразил Клим. — Я все равно уведу тебя. И переубеждать тебя не стану. Думай, как хочешь. Я сказал правду и очень скоро ты в этом убедишься.
Мила попыталась возразить, но внезапно яркая вспышка ослепила ее. Мила вскрикнула от пронзившей ее шею боли, пальцами вцепилась во что-то мягкое, а через мгновение обмякла в руках Клима. Тьма заволокла все вокруг — черные тени все же настигли ее.
Кира.
Сейчас.
Я открыла глаза и первое, что увидела — черный от сажи потолок собственной квартиры. Шея затекла, спина ныла и болело в груди. Дыхание срывалось. И полный провал в памяти. Что произошло? Я зажмурилась, вспоминая. Ничего. Попыталась встать, но тело не слушалось. Паника закрадывалась в мозг. Что за бесовщина? Я сцепила зубы, стараясь согнуть ногу или руку — без толку. Вдохнула-выдохнула. Закрыла глаза. Прошептала заклинание. Нужно было осмотреться. В комнате хаос. Ощущение, будто смерч пролетел. Шкафы выворочены со стеной, мебель разломана, пол местами провалился. Что случилось? Осторожно, шепча слова древнего стиха, перемещаюсь по комнате, ища себя. Сквозь пролом в стене вижу перекошенный диван. Подхожу ближе и с трудом сдерживаю крик. На диване лежит золотоволосая женщина. лицо ее изрезано царапинами, на щеках пробивается багровый узор родового клейма. Тело ее перетянуто ледяными нитями, тонкими, как паутина. По нитям разливается голубое свечение. Я склоняюсь над женщиной и узнаю в ней себя.
Распахиваю глаза. Слезы скатываются по вискам, обжигают. Кто засунул меня в кокон? Зачем? Почему так холодно? Озноб скользил по коже, разрывал плоть, холодил душу. Попытка что-то сказать не увенчалась успехом — из горла вырвался лишь жалкий хрип. Да что такое? Хотелось выть от бессилия и, наконец, понять, как я попала в этот чертов кокон?
— Тише, родная, — хриплый голос заставляет съежиться. А сердце выбивает чечетку.
Он не может быть здесь! Зачем он здесь? Почему? Столько вопросов и нет возможности задать хоть один. Перед глазами появляется красивое лицо, идеально вычерченное и расчерченное кривым шрамом. На потрескавшихся губах улыбка, а в серых глазах кружат снежинки.
— Макс… — его имя все-таки слетает с губ. Он проводит ладонью по волосам, хмуро осматривает кокон.
— Осталось недолго, — задумчиво говорит. — Ты сильно пострадала. Нужно тебя подлатать.
Пострадала? В чем?
— Был взрыв, — словно прочитав мои мысли, отвечает Макс.
Взрыв? Какой взрыв? Я напряглась. Воспоминания кружили обрывками, как лоскуты разорванной ткани. Их бы связать. Но никак не получалось. Каролина. Малыш. Выброс энергии. Ребенок! Где ребенок?! Я заметалась, норовя выдраться из парализующего, обжигающе холодного кокона.
— Мирра! — возмутился Макс. — Да что с тобой такое?!
Я бросила на него гневный взгляд! Как он мог? Он связал меня! Он допустил, чтобы малыш пропал! Он…он…
Я задыхалась. Он не мог…не мог погибнуть. Я не могла убить его… Я же знала…знала…
— Мирра, — тихий шепот. Холодные пальцы в волосах. — Все будет хорошо. Спи.
И песня. Такая знакомая. Завораживающая. Манящая. Стирающая страх и боль. Так хорошо. И тепло. И нет ничего, кроме хриплого и любимого голоса…
… Меня разбудил детский смех. Я открыла глаза. Комнату освещал неровный свет свечей. По черному потолку плясали тени. Их было две: мужчины и ребенка на его руках. Что это? Снова сон? Я повернула голову на голоса. На подушках у разломанной мебели сидел Макс, скрестив ноги. на руках его лежал младенец, играющий с его исполинскими крыльями. Малыш хохотал. И от его счастливого смеха на полу расцветали цветы. Здесь пахло весной.
Я улыбнулась и осторожно потянулась. По телу разлилось приятное тепло. И кокона больше не было. я резко села. Комната завертелась, но я справилась. Осмотрела себя. Ни следа ран, если они вообще были. Лишь слегка саднило кожу и гулко стучало в висках.
— Привет, — улыбнулся Макс, посмотрев на меня. — Как ты?
Я пошевелила руками и ногами. Ничего не болело, и я чувствовала собственное тело. Это радовало.
— Нормально, — прохрипела, пожав плечами. — Почему ты здесь?
— Ты позвала меня, — нахмурившись, ответил Макс.
— Я? Я никого не звала, — возразила, помотав головой.
Макс усмехнулся, но не ответил. Состроил смешную гримасу, глядя на младенца. Тот засмеялся, ручонкой потянув за перо. Макс поморщился и пощекотал малыша. Детский смех заполнил комнату.
— Он в порядке? — кивнула на хохочущего младенца.
— Вполне, — кивнул Макс. — Нам нужно уходить, — без перехода заявил он. — Здесь не осталось ничего живого.
Я ничего не понимала. Куда уходить? Зачем? И что, в конце концов, произошло?
— А мы? — удивилась я. — Мы ведь живы. И Каролина…Где Каролина? — я обеспокоенно подскочила с дивана и тутже едва не упала споткнувшись обо что-то острое.
— Не волнуйся. Она в порядке.
Я облегченно выдохнула.
— Макс… — позвала я. Он поднял голову и в его глазах кружили снежинки. — Что произошло? Я…я ничего не помню, — процедила, сжав кулаки.
— Мормори, — одно слово и тонна боли в голосе. Почему? Я знала этих тварей. Низшие существа Пустоши. Твари, пленяющие заблудшие души. Если поддашься их сладким речам — останешься в Пустоши навечно. Но эти твари подчиняются Хельге, а она, насколько я знала, была суровой правительницей.
