— Месть, — подытоживает Руслан, когда Крутов берет паузу. — Он просто мстил тебе все это время. Хотел, чтобы ты прочувствовал всю ту боль, что испытывал он, потеряв близких.
Тимур кивает. Да, всегда было дело в нем, Крутове. Кирилл достал всех, кого Тимур любит. Руслана, Ингу, Игната и даже Русалку.
— Но я не понимаю, причем тут Славка? — Рус потирает лицо.
— Ему нужно было, чтобы я пришел к Удаву с тем, с чем все-таки пришел, — Тимур ставит на стол пустую чашку.
— Шантаж?
— Скорее, страховка. В случае чего, он бы просто слил инфу Гурину и тот убрал бы меня по-тихому, получив, наконец, весомый повод.
— Умный ублюдок, — ухмыляется Рус, кивая.
Чертовски. Он все просчитал: сделку с Удавом, гибель Инги и подставу Игната, похищение Русалки и выкидыш. Даже киллера, уверенный, что тот сдаст Тимура, как заказчика, а сам тем временем доберется до остальных. Но он ошибся: Садовник промахнулся, Игнат оказался настоящим другом, а Тимур сделал вид, что Русалка для него ничего не значит.
Десять лет Крутов был уверен, что у него все получилось. Десять лет его друзья искали Погодина по всему миру, пока Тимур растил дочь и справлялся с иссушающей его болью потери и диким желанием послать все к черту и забрать Русалку себе. Его останавливала Юлька. Он не мог рисковать ее жизнью. Юлька же не давала ему сдохнуть или сорваться во все тяжкие.
Но полгода назад Погодин объявился сам.
— Зачем ты вернулся, Сварог? Если все так, как ты говоришь: Юлька сейчас в опасности.
— Рядом со мной.
Руслан выгибает бровь в немом вопросе.
— Я хочу, чтобы ты забрал Юльку и уехал. Я знаю, ты сможешь ее защитить. Тебе проще. Никто не знает, что ты на свободе. А я пока разберусь с Погодиным.
— Нашли?
Тимур качает головой.
— Сам объявился, — и кладет на стол несколько фотографий, на которых снята Русалка у окна своего дома. Снимкам четыре месяца.
— Не думал, что Настена будет жить там без тебя, — Рус откладывает снимки, ненадолго прикрывает глаза, растирает виски.
— Мне нужна всего неделя, Рус. Ради Славки.
Руслан вздыхает, затылком прислоняется к стене, продолжая растирать виски. Тимур знает, что его мучат сильные головные боли, как и то, что у Руса совсем другие планы, которые ему не резон менять. Месть – манящая штука, ее воплощение в жизнь слаще любого нектара, а уйти от нее практически невозможно.
— Есть у меня одно безопасное место.
Тимур шумно выдыхает, чувствуя, как с его плеч стянули многотонный пресс.
— А что будет с Настеной? — Рус смотрит внимательно, почти не мигая. И от этого прямого и тяжелого взгляда даже у Тимура, побывавшего не в одной передряге, холодок пересчитал позвонки противной дрожью. — Ты сможешь ее защитить?
— Сперва надо с ней поговорить. У нее как раз завтра встреча с моим приятелем частным сыщиком. Похоже, она что-то просекла.
— Сообразительная девочка, — широко улыбается Рус. — Всегда такой была.
И Тимур не без гордости соглашается. Все-таки он не ошибся в ней ни разу. Вот только почему она пришла за помощью не к Игнату? Завтра он все выяснит.
Но утром Русалка приходит сама.
Глава 21 Стася.
Я стою у дома Тимура и не решаюсь сделать последний шаг, отделяющий меня от моего прошлого. Прячусь под тенью акации, вдыхая ее пряный аромат. Срываю веточку и пересчитываю на ней листочки. Снова и снова, словно в этом весь смысл моего прихода сюда.
Но нет, я здесь по другой причине. И она не обрадует Тима, как не обрадовала и Глеба Рощина, частного сыщика, помогающего мне в одном деле. Хотя я могу ошибаться в Крутове, ведь однажды он уже использовал меня, так почему не сделать это снова? Все равно нет другого выхода – я знаю точно.
Теплый ветер приносит запах моря, волнами стелящегося далеко внизу. И я помню, какой удивительный вид открывается на синюю гладь с балкона второго этажа. Оттуда, где когда-то была спальня Тима. А сейчас? Как много изменилось за десять лет?
По крайней мере, снаружи дом не изменился. Такой же манящий своими яркими красками роз, увивших кирпичные стены. Эти розы – как родимое пятно этого особняка, они словно всегда здесь были. Без них невозможно представить этот дом, как невозможна жизнь без сердца. И как же странно, что я живу так вот уже чертову прорву лет. И как прихожу сюда каждое воскресение, в тайне надеясь увидеть хозяина. Но все эти десять лет дом безмолвен. Здесь не бывает никого, кроме садовника, не дающего увянуть цветам. Интересно, по-прежнему ли в саду за домом цветут фиалки?
И в груди больно щемит. Тру ладошкой, разгоняя непрошеную тоску. И жду. Ровно в восемь у порога дома появляется мальчишка с корзиной. Он подходит к калитке, нажимает кнопку звонка. Одна минута, две, три. Тим появляется спустя четыре минуты с такой же корзиной. В ней пустая тара, а в корзине мальчишки – молоко. Тим вручает мальчишке деньги и вдруг вскидывает голову, встречая мой взгляд своим, с яркими всполохами солнца в непроглядной темноте.
Рвано выдыхаю и выхожу из тени акации. Тим ставит на землю корзину и раскрытой ладонью упирается в забор, словно ему нужна опора. А я делаю несколько неторопливых шагов, потому что мышцы вдруг превратились в тяжеленные глыбы и так невыносимо трудно их переставлять. Так невыносимо…
Его запах тут же окутывает меня, как кокон гусеницу. Делаю жадный вдох, позволяя ему вновь заполнить меня, как пустой сосуд. И Тим делает тоже самое, дышит мной, как спасительным кислородом. Я чувствую Тима каждой клеточкой, и сердце колотится как заполошное, ликуя, что его вернули к жизни. Что меня, наконец, собрали из осколков.
— Тим…
— Стася…
На одном дыхании, эхом откликаясь друг другу. И я всей собой рвусь к нему, прижаться к нему, утонуть в его руках и забыть обо всем. Словно почувствовать себя защищенной, как тогда, десять лет назад. И читаю в глазах Тима мольбу поддаться порыву, перечеркнуть прошлое, переступить ту бездну, что когда-то мы развернули между собой. Но я силой удерживаю себя на месте, потому что знаю – позволю эмоциям взять верх и все рухнет. Все то, зачем я сегодня здесь.
И Тимур понимает без слов, пятерней прочесывает отросшие волосы, растрепывая. Подхватывает корзину и когда спустя несколько ударов сердца снова смотрит на меня – в его взгляде полный штиль. А до этого там разгорался неистовый шторм, беснующийся в солнечной черноте.
— Нам нужно поговорить, — выдавливаю из себя просевшим голосом. Откашливаюсь, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Как же трудно, оказывается, находится рядом с ним и делать вид, что мы абсолютно чужие.
— Нужно, — соглашается Тим и приглашает войти.
И я прохожу мимо него, так близко, что кожей ощущаю его, и мимолетное прикосновение пальцев к распущенным волосам. Так и не смогла их обрезать.
