Он был огнем, а стал пеплом. Выжженный взгляд, острые черты лица и застывшие на коже демоны. И даже искренняя улыбка ровным счетом ничего не меняет. Похоже, его безумие так никто и не сумел укротить. И теперь оно рвалось из него чем-то тяжелым и черным.
Но…это Руслан. Брат Славки, мой друг и мой учитель.
Он спускает с рук Юльку и делает шаг ко мне.
— Настена, — раскидывает руки, чтобы обнять, но я отступаю.
Каждым позвонком ощущая тихую ярость Тима, ледяной сосулькой встрявшей где-то в спинном мозгу.
Но Руслан не был бы собой, если бы дал мне ускользнуть. Еще один широкий шаг и он все-таки заключает меня в объятия. Приподнимает над землей, радуясь, что я жива и стала такой красоткой. Я обнимаю его, под ладонями ощущая стальные мускулы и каждый натянутый до предела нерв.
— Я рада, что ты здесь, — улыбаюсь, когда он ставит меня на землю.
Он лишь кивает в ответ, но вовсе не разделяет мое мнение.
— Ладно, ребята, не буду вам мешать. Сварог, мы уехали. Телефон для связи у тебя есть. Держи меня в курсе.
Юлька обнимает отца, целует его в щеку. Он крепко обнимает ее, просит слушаться Руслана. Именно просит, не приказывает, не поучает, а просит, как взрослую. И она соглашается.
— Рад был повидаться, Настена, – щелкает меня по носу. — Идем, мартышка, карета уже ждет.
И, подхватив дорожную сумку и черноволосую принцессу, уходит в противоположную от входа сторону. Это озадачивает.
— С восточной стороны есть спуск на набережную, — поясняет Тим, видя мою растерянность. — Там их не увидят твои «топтуны».
И всем своим видом показывает, что в курсе моей проблемы. Ну что ж, так даже проще.
А он больше ничего не говорит, только в дом зовет, а когда мы оказываемся внутри, Тимур сразу уходит на второй этаж. И горькое сожаление колет затылок. Я ожидала другого, помня, ощущая кожей ожоги, оставленные его взглядом. Но никак не равнодушия и вот такого…побега.
Да, он злится, наверное даже в бешенстве. Я чувствую напряжение, искрящее между нами. Это сродни воздуху перед грозой. Вот-вот грянет. И наверное, я должна сказать Тиму спасибо за эту передышку, но хочется догнать его, прижать к стенке и забыть обо всем.
Выдыхаю и не спеша иду по коридору вглубь дома. Здесь пахнет пылью и одиночеством. Такое ощущение, будто и не жил никто вот уже много лет. Странно, учитывая, что у Тима – маленькая дочь. Но…никаких следов ребенка. Совершенно. Будто Юлька мне примерещилась. И спазм перехватывает горло. Почему все кажется обманом, игрой на публику? И с каждым шагом эта мысль только крепнет.
Я иду по коридору мимо громадной кухни, уставленной навороченной бытовой техникой; просторной столовой. Останавливаюсь на пороге. Пусто. И гулкое эхо от моих шагов. А когда-то посреди столовой стоял длинный дубовый стол, накрытый ажурной скатертью. Белоснежная, она всегда как будто хрустела от крахмала. А в центре стола стояла ваза с маленькими фиалками, пахнущими весной. В любое время года. Где только их Тимур доставал? Улыбаюсь.
Подхожу к окну, пальцами провожу по широкому подоконнику. Пыльно. И зачем он здесь, если не живет? Очередная шахматная партия? И если так, то он точно знает, зачем я здесь. А значит, я снова получу дозу разочарования. Отодвигаю занавески, распахиваю створки. Морской воздух врывается внутрь, закруживает тюль, вплетается в мои волосы, щекочет лицо.
— Тимур! – зову.
— Пять минут! – отзывается он откуда-то издалека.
Киваю и пересекаю столовую. Меня интересует всего одна комната. За пять минут я успею глянуть. Осталась ли она прежней? Или все изменилось, как везде? Сердце припадочно забилось.
Единственная комната в доме с аркой вместо дверей. По бокам уставленные разными фигурками полочки. И везде пыль, серая, щекочущая нос, заставляющая чихать. Огромная гостиная почти без мебели. Белоснежные стены, лиловые шторы. Все так, как было. И не так.
На одной из стен задерживаю взгляд, замерев посреди комнаты. Плазма сдвинута в угол, рядом кучей свалены диски, колонки под потолком. И девственно белая стена. Почему-то становится обидно. Подхожу к еще одному окну, распахиваю шторы. Вдруг стало не хватать солнечного света. Нестерпимо. Вдали перекатываются темные волны. Все правильно. Он вычеркнул меня из своей жизни. И все, что напоминало ему обо мне.
— Кофе хочешь? – хриплый голос за спиной.
Вздрагиваю и резко оборачиваюсь.
— Я смотрю, - выдыхаю, - ты все поменял. А почему не живешь?
Тим смотрит пристально и в его глазах что-то неподдающееся объяснению. Тяжелое, муторное. Невольно передергиваю плечами, сожалея, что спросила. Ну к чему ворошить прошлое?
— Я ничего не менял. Зачем?
— А стол? Выбросил?
— Сломал, — он морщится и неосознанным жестом потирает плечо. — Случайно. Так что нет, ничего я не менял, Стася…
И дрожь растекается по ставшей вдруг чувствительной коже.
— Я думала, ты продал дом. А ты…розы сохранил. Ухаживаешь.
— И фиалки, — добавляет с мягкой улыбкой.
— Почему? И зачем я здесь? Зачем ты здесь?
— Чтобы ты могла меня найти, — вот так просто. — А цветы…они мне дороги, как память. Как и твой дракон.
В руке у Тимура пульт. Одно нажатие, и с тихим жужжанием стена приходит в движение. Нет, не стена. Экран для проектора. Огромный, от угла до угла, от пола до потолка. С каждым открывающимся сантиметром стена как будто оживает. Яркие краски режут глаз. Они сплетаются, перемешиваются и рождают невиданное. Перепончатые крылья, узкая морда с фиолетовыми глазами, смотрящими в самую душу. Длинное туловище, закованное золотой чешуей. Дракон. Мой дракон и бескрайне синее небо.
— Не может быть, — шепчу.
Не стер, а спрятал. От чужих глаз или от самого себя?
Подхожу к стене, едва дыша, касаюсь когтистой лапы, провожу кончиком пальца по контуру тела дракона. Краски кажутся свежими, словно я только закончила рисовать.
— Ну привет, — подмигиваю дракону, как старому другу.
Глава 22 Стася.
Я не успеваю сделать вдох, потому что в легких ничего не остается. Они как пустой сосуд, которым срочно нужен кислород. А я…я чувствую лишь ловкие пальцы Тима в своих волосах. Он зарывает их в кудри, пропускает их между ними, как золотой песок, а потом собирает горстью, чтобы утонуть в них лицом. Я не вижу…чувствую. И это сводит с ума. Хочется развернуться и прижаться к нему всем телом, впиться в его губы и терзать их, покусывая и сцеловывая следы собственной несдержанности. Но я пошевелиться не могу, потому что не могу…мне нужно сказать, а я…я задыхаюсь, когда он накрывает ртом шею и медленно, словно смакуя втягивает кожу, чтобы спустя удар сердца отпустить, рассыпая по коже раскаленные иглы удовольствия.
