В такие моменты мне остро не хватает Марка: его нежных рук, ласковых губ, его шепота, будоражащего все внутри. Его самого не хватает. Поэтому, как только мои озорницы засыпают, я выскользаю из номера. Брожу по пустынному пляжу, босыми ногами утопая в песке, или забредаю в воду по щиколотки и просто стою, вдыхая солоноватый аромат моря. И так почти неделю.
Но сегодня с моими близняшками остаются Корфы. Они без возражений ночуют в моем номере. А я поднимаюсь в горы. Туда, где между отвесных скал ютится круглый пятачок смотровой площадки. С трассы он кажется таким неприметным и ненадежным, но чем выше поднимается такси, чем ближе становится площадь, утыканная кафешками и автобусами туристов, тем меньше остается страха. И я почти без мандража подхожу к ограде, всматриваясь в расчерченную разноцветными огнями города ночь.
И высота, такая манящая и завораживающая, сейчас не пугает. Скорее, наоборот. Теперь понимала Катьку, которая говорила когда-то, что есть высота, в которую легко шагнуть. Когда голова идет кругом от острого ощущения безграничной свободы, до которой всего один шаг. Когда легче легкого сделать всего одно движение и превратиться в птицу. Пусть на мгновение, но ощутить этот терпкий, пьянящий вкус свободы, полета. А потом отдаться во власть злой, беспощадной высоты. И я прикрываю глаза, отрешаясь от шума за спиной, вжимаясь в кованую ограду, вдыхаю теплый летний ветер с привкусом моря. И я ощутила, как губы растягиваются в улыбке.
— Хреновая идея, – мужской голос за спиной заставляет вздрогнуть и распахнуть глаза. Разговаривать не хочется. Хочется просто подставлять лицо ветру, смотреть вдаль и ни о чем не думать. Особенно о том, что накатывает от непривычного ничегонеделания на курорте. И я просто игнорирую реплику, но мой навязчивый собеседник не желает отставать. — Но у меня есть получше. Да и вид оттуда великолепный.
— Послушайте, – начинаю, оборачиваясь к собеседнику, и замираю. Мужчина стоит вполоборота, локтем упершись в ограду, и улыбается. Тень от скалы скрадывает черты его лица, но я уверена – это мой давешний спаситель с кладбища. Вот так встреча.
— Привет, красавица, – в его баритоне переливается радость и удивление. — Прыгать передумала? – и он кивает в сторону расстилающейся под нами пропасти.
— Да я и не собиралась, – усмехаюсь его глупой идее. Нет, лишать себя жизни – удел слабых или сломленных; тех, кому нечего терять. У меня же есть Настя и Рита. И Марк, которого до сих пор не нашли.
— Тогда предлагаю воздушную прогулку. Что скажешь?
— Скажу, что я замужем, – и смотрю на его реакцию. А он снова и бровью не ведет.
— Да брось, – и в низком голосе усмешка. — Ни один нормальный мужик не отпустит такую красавицу одну ночью.
Да уж, Марк бы точно не отпустил. Да я никогда никуда не рвалась от него. Мой мир заключался в нем. И когда он пропал – все рухнуло. До сих пор не понимаю, как мне удалось себя собрать.
— Ну так что? Идем? – и протягивает мне руку в приглашающем жесте.
— И куда же? – шагаю чуть ближе. Выжидая, что же ответит этот нахальный тип, нагло вломившийся в мое одиночество.
— Полетаем, – серьезно отвечает он, но мне чудится, что он улыбается. И я делаю еще один шажок, рассматривая его в отблесках фонарей от кафе. Сейчас его глаза кажутся чернее ночи. Непроницаемые и холодные. Но я помню их серьезными, теплого коньячного цвета. И ресницы длинные и густые, как у девчонки. И красивая открытая улыбка, совсем мальчишечья.
— Я боюсь высоты, – заявляю со всей серьезностью. И он отчего-то смеется.
— Не бойся, красавица, со мной не упадешь. Ну же!
Довериться странному незнакомцу и рвануть в неизвестность? Я фыркаю, чувствуя, что в жизни не совершала большей глупости, и вкладываю свою ладонь в его.
Дорожный серпантин опускает нас к подножию скал, ровной лентой шоссе уводит все дальше и дальше от города. Незнакомец, оказавшийся Димой, ведет машину, не забывая рассказывать мне о том или ином месте, которое мы проезжаем. Я смотрю за окно, вдыхая аромат моря, рассматриваю вычурные домики или виноградники, ускользающие за горизонт, и не чувствую ничего, кроме необъяснимой легкости. Как будто все-таки прыгнула с той площадки, покорилась зову высоты и теперь парю, не думая, что будет больно падать. Это будет потом, а сейчас мне хорошо и умиротворенно. И сквозь полудрему убаюканная мелодичным голосом Димы я не замечаю, как мы подъезжаем к огромному зеленому лугу, пестрящему множеством куполов воздушных шаров.
— Полетаем, значит? — спрашиваю, не скрывая восторга. И Дима улыбается мне, и в его собственных глазах отражается веселье.
— Идем, — приглашает он, раскрывая дверцу и подавая руку. Я снова вкладываю свою ладонь в его, и странное тепло разливается по телу. И я, молча, иду следом, не выпуская его руки.
Диму приветствуют так, будто его тут сто лет не видели, но всегда очень рады. По-свойски, одним словом. Ненадолго он оставляет меня одну, разговаривает с невысокой девушкой, та машет в сторону черного купола шара. Дима кивает, возвращается ко мне. И мы лавируем между радужными куполами, пока не подходим к нужному. Высокий молодой мужчина встречает нас открытой улыбкой и веселым свистом.
— Наш пилот, — поясняет Дима, — Игорь.
— Какие люди и без охраны, — протягивает Игорь, выбираясь из гондолы. — Да еще и с прекрасной леди. Позвольте представиться, — он щелкает несуществующими каблуками, галантно кланяется, не пряча лучезарной улыбки. А я едва сдерживаю смех. — Игорь Грозовский, пилот высшей категории и по совместительству брат этого засранца, — и прикладывается губами к моей руке. Дима беззвучно хохочет за спиной Игоря, а я манерно отвечаю, чуть склонив голову. И все-таки прыскаю со смеху.
— Хорош паясничать, Гарик, — легко толкает брата в плечо мой спутник.
— Как погода на Алтае, Димыч? — после братских объятий спрашивает пилот нашего воздушного шара.
— Снежно, но тихо, — отвечает Дима серьезно, и не о погоде вовсе. А я смотрю на него удивленно: Алтай, друзья-пилоты, шикарный и удобный внедорожник и не бизнесмен (такую яркую фамилию в мире бизнеса я бы знала) – от него веет силой и во взгляде то и дело мелькает настороженность, словно он привык быть всегда начеку. Особенно это ощущается, когда мы, наконец, отрываемся от земли. И мир под нами расстилается зелено-алыми лоскутами в свете закатного солнца. Будто на землю накинули лоскутное одеяло. Такое, как сшил Марк на рождение наших близняшек. Я перевожу взгляд на полыхающее алым небо и ощущаю, как слезы застилают глаза от воспоминаний.
…Я ехала в аэропорт — Марк прилетал с очередного курса реабилитации. Хотела сделать сюрприз. Вызвала такси и поехала встречать. Я так по нему соскучилась, что всю дорогу представляла, как он будет счастлив, когда увидит меня в терминале, и как я буду прижиматься к нему, обнимать и целовать. Разговаривала с малышами – мы так и не узнали, кто у нас будет: мальчики или девочки – эти хулиганы или хулиганки все время упорно не желали признаваться нам и принимали такое положение, что врач лишь руками разводил. Я рассказывала детям, что совсем скоро я увижу их папочку и моего самого любимого мужчину на планете. Увидела. Через двое суток. На кольцевой нам навстречу вылетела машина, таксист едва избежал столкновения, но вылетел на обочину, нашу машину перевернуло и я потеряла сознание. Когда очнулась в больнице – Марк сидел рядом, осунувшийся и поседевший. Не нащупав живота, я запаниковала. Где наши дети? Что с ними? Марк не говорил. Убедился, что я жива, и ушел. А я сходила с ума еще почти сутки. Марк вернулся поздно ночью, лег рядом, крепко прижал меня к себе и выдохнул: «Рита и Настя в порядке. Теперь все будет хорошо». А я не сразу поняла, кто такие Рита и Настя, а когда осознала – расплакалась. Когда нас выписали, в огромной кроватке для наших девочек лежало лоскутное одеяло с монограммой рода Ямпольских…
