— Потому что считаю – тебе не стоит вмешиваться в это.
— Почему?
— Это мое личное дело, Крис. Мое. Понимаешь?
Самурай кивает. И в серых глазах, сейчас так похожих на Марусины, тенью пролегает усталость.
— Что ж вы такие бестолковые, — растирает ладонью лицо. — Адвокат говорит, что у тебя есть алиби, но ты отрицаешь.
— У меня нет алиби, — качает головой Игорь.
— А как же смотритель маяка?
Игорь напрягается в одну секунду, группируется, готовый защищаться. Если Самурай знает о маяке, то и о Марусе…
— Ты же был на маяке и не один, — продолжает напирать Крис. — С девушкой был, я прав?
Игорь молчит, смотря в стальные глаза с легким прищуром.
— И как я понимаю, ты мог быть там исключительно с моей дочерью, верно?
Игорь сглатывает. Конечно, ведь Самурай сам просил присмотреть за его девочкой. И Игорь не мог оставить ее одну. Вывод очевиден.
— И ночью она была с тобой. И она незаинтересованное лицо. В чем дело, Грозовский?
— Я уже ответил тебе, Крис, — ровно, ничем не выдавая свое напряжение, только кулаки под столом сжаты до боли. — Ничего не изменилось.
— Ясно, — Самурай поднимается, подходит к двери. — Знаешь, я хотел тебе морду набить.
Игорь оборачивается, схлестнувшись с выхолаживающим душу взглядом того, кто пробовал ад на вкус.
— Но теперь вижу, ты и сам прекрасно справляешься с этим.
И уходит, так ничего и не сказав о свадьбе.
Глава 13.
13.
Июль.
Сбежать! Вот прямо сейчас рвануть в разразившуюся июльскую грозу и гнать, не оборачиваясь. Но…нельзя. И корсет не дает дышать, и я в этом дурацком платье, белом и пышном, что безе, напоминаю себе неваляшку. Толкни такую, а она вместо того, чтобы упасть, обратно качнется. Так и я: переступаю с ноги на ногу, покачнувшись. И отражение в зеркале повторяет за мной. Смешно. И нервная улыбка искривляет губы.
— Гроза, ты чего творишь? — ахает за спиной Розетта, когда я в своей неваляшечной манере наступаю на подол платья, и то где-то странно трещит. И руками всплескивает так картинно, что я невольно прыскаю со смеху. Розетта обиженно фыркает, скрестив на груди руки, подбородок вздергивает и в лиловом платье подружки невесты становится похожей на Монику Белуччи, только волосы у нашей итальянки медного цвета. Ритка, без конца одергивающая такое же платье, толкает ее в бок и кивает на меня, усевшуюся на пол перед зеркалом. Обиду с Розетты как рукой снимает. Она вообще отходчивая и страстная до безумия. Недалече как два дня назад с репетиции церемонии умудрилась уйти в компании друга жениха, а вернуться лишь на рассвете, зацелованная и счастливая.
— Ритуль, а чего это с ней? — настораживается Розетта и садится рядом. Ритка, задрав чуть ли не на голову платье, усаживается с другой стороны. Я лишь вздыхаю. Знаю, какую песню они сейчас заведут: мол, все это нервы, и это нормально, как-никак свадьба через три часа. Только вот не хочется мне совершенно на эту свадьбу. Сбежать бы. И идея с каждой минутой кажется все заманчивее.
— А она замуж не хочет, — словно прочитав мои мысли, изрекает Ритка. Я лишь криво усмехаюсь. Не хочу – это верно. Вот только кто учитывает мои желания. Да, собственно, никто о них и не знает.
— А куда хочет? — снова Розетта.
— А вон туда, — это уже Пашка, клацающая по каналам, причем без звука. Все, как по команде оборачиваются к экрану. И влипают в пеструю картинку. Пашка, единственная из моих подружек до сих пор не надевшая церемониальное платье, потому что прилетела всего десять минут назад, добавляет звук. А я закрываю уши руками, едва слышу голос диктора, вещающий о фестивале воздухоплавания, но смотрю. В зеркале картинка немного искажается, но цветастые воздушные шары режут глаз. Они вздымаются в сиреневое небо радужными каплями, ложатся на потоки ветра и дрейфуют в небе. Красиво. И там, где-то среди этих летающих цветов, морд и спонсорских надписей есть и тот самый, что выкрал все мои страхи. Тот самый, который носит в своей гондоле того, кто уже никогда не будет моим. И боль скручивает внутренности, взвывает раненым зверем, прорывается одинокими слезами. Я бы сейчас все отдала лишь бы оказаться в небе рядом с ним, прижиматься к его широкой груди, вдыхая родной запах и слушая шорох воздуха, всполохи огня и биение сильного сердца. Просто быть рядом и не бояться, что завтра вместо меня он выберет другую. Просто жить и любить его одного. И ни с кем не делить.
— Гроза, моя сестрица сейчас правду говорит? — хмурится Розетта. — Ты серьезно втюхалась в Грозовского?
Я растерянно моргаю, глядя на ошеломленную подругу. Где-то звонит телефон, а следом приглушенный голос Пашки. Небось, опять ее Тим звонит. Вздыхаю, дернув плечом.
— Вот это да, — присвистывает Розетта. — А почему ты тогда здесь?
— Потому что обещала, — и это правда, от которой хочется выть белугой.
— Значит так, — Пашка встает между мной и зеркалом, потеснив негодующую Розетту. В руках у нее ее кожаный комбинезон и ключи. — Сейчас мигом переодеваешься и валишь отсюда. Нечего мне тут слезы лить, когда тебя твой мужик ждет.
И рывком поднимает меня на ноги, всовывает в руки комбинезон и, не дав опомниться, вжикает молнией на платье. То бесформенной кучей падает к ногам.
— Байк на стоянке, черненький, — инструктирует Пашка, пока я переодеваюсь. Руки дрожат, но я упорно пытаюсь справиться с холодной кожей комбеза. — Впрочем, он там один такой. Новенький еще, — улыбается Пашка мечтательно. — У Тима умыкнула, так что смотри мне - сожрет с потрохами, если что…
Я киваю, выхватываю ключи, делаю глубокий вдох, выдыхаю и крепко обнимаю своих девчонок.
— Спасибо, мои хорошие, — отстраняюсь, широко улыбаясь и подрагивая от предвкушения встречи, — только…
— Фил еще не появлялся, а папа уехал два часа назад и не вернулся пока, — выдает Ритка, делая вид, что разглядывает ноготки.
Киваю.
— Фил… — закусываю губу, даже не представляя реакцию друга.
— Фила я возьму на себя, — вклинивается Розетта, хитро сощурившись.
— Все, иди, — выталкивает Пашка. — И не гони сильно, слышишь?
Я машу девчонкам и, не оглядываясь, сбегаю по ступенькам. Гроза вспыхивает, ослепительными зигзагами рассекая черное небо. Ветер вплетается в волосы, растрепывает.
Пашкиного «зверя» я нахожу в два счета: черный, массивный, с покатыми боками и очень легкий в деле. На нем спокойно и безопасно, хотя ощущение скорости сумасшедшее. Как будто и не на мотоцикле, а в самом ветре, сливаясь с током воздуха.
Дождь настигает меня у съемной квартиры Игоря, обрушивается теплой стеной. Я вымокаю до нитки прежде, чем скрываюсь в подъезде. Не дожидаясь лифта, вбегаю по ступеням, перепрыгивая через одну, ощущая, как рвется из груди сердце.
