— Но сначала я хочу знать, откуда ты знаешь мое имя? Это первое.
— И что ты водишь мотоцикл, — словно прочитав мои мысли, подсказывает Игорь.
— И что я вожу мотоцикл, — повторяю вслед за ним.
Игорь кивает и как-то незаметно оказывается совсем рядом, прижимает к стене всем своим горячим и тяжелым телом. Выдыхаю рвано. А он, упершись ладонями в стену над моими плечами, проводит носом по моей шее, щеке, виску, утыкается в волосы.
— Два месяца назад, — хрипло куда-то в макушку. А я вдыхаю аромат его, несомненно, дорогого парфюма, кофе и блинчиков, и ощущаю, как плыву. Еще немного и мне будет абсолютно неважен его ответ. Но я старательно тяну время, мучась от нехватки его кожи под моими пальцами; от тянущего, как карамель, желания, пульсирующего между бедер, которое может удовлетворить только он. Заполнить собой пустоту там, где все горит и жаждет только одного: его, такого мощного и нежного внутри, его движений, вспарывающих тело, его губ, кусающих и ласкающих. И, черт, как же невыносимо сдерживать себя, когда он так близко. Когда так хочется коснуться бархатистой кожи его плоти, провести подушечками пальцев до самого основания. И я закусываю губу, видя, как он подрагивает от моих прикосновений. Как на самой вершине проступает прозрачная капля. И краем сознания улавливаю сиплое: «Маруся…».
Заглядываю в его потемневшие глаза, горящие, горячие и, поддавшись странному порыву, указательным пальцем собираю крупную каплю его сока и медленно размазываю по своим губам. Игорь смотрит, как завороженный, и от его потрясенного взгляда подкашиваются ноги. А я облизываю губы, слегка прикрыв веки, смакуя чуть солоноватый, с горькой ноткой кофе, вкус. Его вкус. И понимаю, что мне хочется большего: опуститься на колени, вобрать его в себя, насладиться им самим. Но он держит крепко и смотрит так, что становится неловко от собственных желаний.
— Маруся, — легкое касание губ, — ты что делаешь? Что ты со мной делаешь?
— Что? — эхом.
— С ума сводишь.
— Это хорошо, — с улыбкой.
Игорь коротко смеется, а я ловлю его смех губами.
— Тогда позволь мне… я хочу…
И снова касаюсь его плоти. Он выдыхает, перехватив мое запястье.
— Нет, — жестко.
— Пожалуйста…научи меня…научи любить тебя…сейчас…я хочу.
— Сумасшедшая, — выдыхает, потянув за руку.
Но дойти до кровати не получается. Невыносимо терпеть и искать подходящее место, просить. Просто толкнуть его в плечи, прижать к стене, поцеловать и не позволить опомниться. Ощутить шелк его кожи, провести языком по всей длине. И потеряться во времени, когда, он, наконец, отпускает себя, позволяя мне сделать ему приятно так, как хочу я. Сперва неумело, но с каждым его стоном раскрепощаясь, ускоряя темп и замедляясь, лаская языком и целуя. Слушая его ласковые слова и собственное имя сорванным голосом, кайфовать и возбуждаться, доходить до предела и замирать на самой грани. А когда уже становится мучительно сладко в низу живота от желания, Игорь с рычанием опрокидывает меня на спину и резкими толчками вспарывает тело. Дикими поцелуями и укусами лишь разжигая еще больше, подталкивая за грань наслаждения, и срывается вместе со мной, уткнувшись лицом в мою шею.
— Значит, так, — подтянув меня на себя и запустив пятерню мне в волосы, заговаривает Игорь, когда мы смогли наконец нормально дышать и даже принять душ. По очереди, потому что вдвоем ничего толкового бы не вышло — стопроцентно. Правда, одеться этот наглый котяра мне не позволил. И теперь я, совершенно голая, слегка поерзав, устраиваюсь поудобнее на нем и прикрываю глаза, наслаждаясь его лаской. Он усмехается моей возне, а сам едва ли не мурчит от удовольствия. — Дело было два месяца назад. Машина у меня сломалась, и пришлось брать другую. А я, — я отчетливо ощущаю, как он морщится, — не люблю ездить в городе не на «Эскаладе», — еще бы, на таком танке не страшны самые длинные «пробки» и каверзные выбоины. — В общем, злой как черт. И тут такая красотулечка да еще на байке. Грех не влюбиться. Вторая с ней тоже ничего, — и замирает, ожидая моей реакции. А я пытаюсь вспомнить тот вечер два месяца назад. И ни-че-го. Так, стоп! Приподнимаю голову, заглядывая в лукавые рыжие глаза. Какая вторая? — Рыжуля такая, тоненькая, как кукла, — словно угадав мой вопрос, продолжает мой обнаглевший соседушка, которого хочется чем-нибудь стукнуть, аж руки чешутся. — Роза, кажется.
И как по мановению волшебной палочки в памяти кадрами мелькает тот вечер: ссора с отцом из-за учебы, его норовистый «сапсан» подо мной и трясущаяся от страха Розетта сзади. Ох, как она материлась всю дорогу. Подруга в тот вечер открылась мне с новой и крайне неожиданной стороны. А когда мы таки доехали (а по словам Розетты – долетели) до моего дома и моя подруга ступила на бренную землю – Розетта пропала, зависнув на каком-то мажоре, подпирающем лупоглазый «Hennessey Venom GT». Теперь «подвисла» я. Конкретно так. Не в силах воспринимать окружающий мир. От слова «совсем». Бесстыже желтый «лупоглазик» выглядел насмешкой среди серо-черных однотипных джипов и седанов. Моя мечта, неисполнимая, недосягаемая. И красивая до невозможности. Настолько, что пальцы закололо – так остро захотелось ощутить под руками оплетку руля, вжаться, слиться в единое целое с этим массивным «насекомым». И это желание настолько потрясло и разозлило, что я как можно быстрее ретировалась из двора, не запомнив владельца и совершенно забыв о подруге. Розетта пришла сама чуть позже, немного расстроенная, но воодушевленная и загадочная. Нашла, видать, новую жертву. Оная «жертва» еще долго стоял у капота желтого красавца, взглядом блуждая по окнам дома. А потом вдруг шутливо козырнул мне рукой и скрылся в подъезде. А утром лупоглазика во дворе уже не было. И больше свою мечту я не видела, а о владельце напрочь забыла. А теперь получается, что той «жертвой» был Игорь. И его вторая машина…тот самый желтый лупоглазик…я задыхаюсь от собственного предположения.
— Игорь? — привстаю, упершись ладонями в его грудь. Он смотрит…долго…затягивающе…и глаза его совсем пьяные. Ох, спасите-помогите. — Игорь? — тряхнув волосами, щелкаю у него перед носом. Он выдыхает рвано. И ровный взгляд, потемневший, тяжелый, но «протрезвевший». Вот и хорошо. — Ты хочешь сказать, что тогда…на желтой…желтом лупоглазике был ты?
Отточенный изгиб брови, легкая полуулыбка и едва уловимое недоумение.
— На чем? На лупоглазике? — я киваю, а его улыбка становится шире. Он едва сдерживается от смеха. — Это ты так о гиперкаре в тысячу лошадок?! Лупоглазик?!
Я снова киваю, хмурясь. Понимаю, что он откровенно смеется надо мной, но ничего не могу поделать. Лупоглазик он и есть лупоглазик, хоть сколько угодно в нем тысяч «лошадок». Красивый, мощный, обтекаемый. Мечта. Вздыхаю под тихий смех Игоря.
— Да ты никак втюрилась, красотулечка моя? — прижимает к себе. Дергаю плечом, хотя отрицать очевидное – глупо. Я давно и безнадежно влюблена в эту сказочную машинку. С того самого дня, как пару лет назад прокатилась во Франции, где я была по обмену опытом. Жаль, порулить не дали. И папа наотрез отказывался покупать мне такую. Без объяснения причин.