— Что, Бес, струсил? — вытряхивает из прошлого насмешливый голос Кота. Единственный из всех, кто называет меня так же, как Незабудка.
Смотрю на его довольную рожу и кулак так и чешется подрихтовать ее.
— Иди в жопу, Фрейд недоделанный, — беззлобно огрызаюсь я.
— Не, Бес, твоя филейная часть даже моим кроссовкам не нравится, — скалится, придурок.
Выпрыгиваю из машины, прохожу мимо дворецкого, пытающегося меня остановить, потому что я неподходяще одет. Отодвигаю его плечом. Не до него. Я ищу Киру.
В зале клуба душно и пахнет сексом. Мужики клеят барышень, а те хихикают и увлекают клиентов в вип-зону. Я взрослый мужик и вовсе не ханжа, но меня воротит от этого дерьма.
Скольжу взглядом по залу и охреневаю. Чувствую себя Билом Мюрреем, вместе со своим киногероем попавшим во временную петлю. Только у меня собственный День Сурка. И у Киры в нем ведущая роль.
Тот же клуб. Тот же бармен, нахально лапающий мою женщину. И поцелуй. Чужой рот на губах, чей вкус я до сих пор помню. И только это толкает в спину. А ещё ярость, холодная, помешанная на жгучем адреналине. Руки бы оторвал этому хмырю.
Останавливаюсь позади сладкой парочки, ощущая на себе липкие взгляды изголодавшихся барышень. Кажется, начинаю понимать друга, который поселился бы в этом борделе: девицы сами тебя трахнут и усилий никаких прилагать не надо.
— Снова не терпится, Незабудка? — не сдерживаю сарказма, когда она отлипает от своего бармена. Застывает каменной статуей. А я медленно убиваю этого хлыща, прикасавшегося к моей женщине. Только взглядом. Спрятав руки в карманы джинсов. От греха подальше. И приятно удивляюсь, когда бармен все понимает и по-тихому сваливает. Значит, сегодня его кости останутся целы.
А спустя мгновение я едва не задыхаюсь от ее счастливого синего взгляда и злость улетучивается в момент, заполняя пустоту чем-то тягуче-приторным. Манящим, как ее бесхитростное признание:
— Я просто хочу тебя…
И мир исчезает. Все исчезает. Остается только она. Ее цветочный аромат с тонкой ноткой мускуса. Ее наполненный желанием взгляд. И тело такое мягкое, горячее. Бери и лепи, что хочешь. Она примет все: ласку и боль, подарок и наказание. И отдастся со всей горячностью, разделит надвое все, что я смогу ей дать. И сойдет с ума вместе со мной.
Потому что я тоже хочу ее. И мой налившийся желанием член тому неопровержимое доказательство. И нихрена это не просто физиология, как я пытался убедить себя все это время без нее. Все дело в ней. И в том, как я реагирую на нее. Что только на нее я реагирую так остро, превращаясь из здравомыслящего врача в пещерного человека с одним-единственным желанием: взвалить эту несносную девицу на плечо и хорошенько отлюбить.
Но мозг такая дрянь, работает как часы, выплевывая очередную порцию яда, напоминая, что она — не та. Совсем не та. И у меня сегодня для нее особый подарок.
Но Кира меня удивляет. Просто трется щекой о мою щетину, тихо урча от удовольствия точно голодная кошка и вышибает почву из-под ног тихим:
— Я все еще твоя, Бес.
И снова сбегает, оставив на щеке свой аромат. А я смотрю ей в след и не понимаю, что это сейчас было? Я ее едва не трахнул прилюдно. Или она меня? Хрен разберешь.
Выдыхаю, давая ей и себе передышку. Опрокидываю в себя рюмку чистого абсента. И иду следом за Кирой.
В туалете она одна, смывает с лица макияж, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Снова пьяна? Обнимаю ее со спины в тот момент, когда она готова рухнуть на пол, и тихо хмыкаю. Похоже, это становится традицией — ловить ее. Она тут же разворачивается в моих руках, вцепляется в футболку, губы кусает. Лицо влажное от воды, ресницы дрожат и пульс на ее запястьях рвет артерии. Провожу ладонями по ее предплечьям, и под моими пальцами вырастают колкие мурашки. Она вся дрожит. И сейчас такая беззащитная, что моя идея кажется полным дерьмом. И я буду дерьмом, если сделаю это с ней, вот такой откровенной в своем желании, которое прячется на дне синих глаз.
— Что с тобой, Кира? — и голос хрипнет.
А она хнычет, как маленькая.
— Мне…плохо.
— Где?
Ее лихорадит, это точно. Но она ловит мою руку и кладет ладонь на низ живота. И тут же сводит ноги, выдыхая стон удовольствия. Твою мать! Ну что за идиотка?
— Здесь…плохо. Хочу…тебя. До боли, до сумасшествия. Всегда хочу.
Она говорит тихо, без хитрости и уловок. Положив на ладонь свою душу и протянув мне. Делай, что хочешь, Клим.
— Ты торчишь в моей голове, Клим Чехов. Спишь в моей постели с той самой ночи. И это не жизнь, а мазохизм какой — то. Я больше не хочу так.
— И как же ты хочешь?
— О… — на искусанных губах растекается соблазнительная улыбка. Тоже мне, роковая женщина. — Я знаю много…хм…способов.
И убивает меня нахрен своим откровенным взглядом. А потом садится на тумбу раковины и раскрывается для меня так легко, словно всю жизнь ждала именно меня. И член в штанах дёргается от шикарного вида. Она красивая…там. Аккуратная, спрятанная половыми губками, как лепестками самого нежного цветка. А когда раздвигает их…розовая, истекающая влагой плоть. Манящая. Желанная. С чуть припухшим от возбуждения клитором, который дико хочется вобрать в рот, прикусить, выбивая из Киры гортанные стоны.
Не женщина, а чертово искушение. Сладкое. Желанное. И я хочу ее так же сильно, как она меня. И это желание побеждает в короткой схватке со здравым смыслом. Не разрывая взгляда, ввожу в нее два пальца. И едва не кончаю прямо в трусы от того, какая она тугая. Обнимая мои пальцы так тесно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не заменить пальцы членом.
Твою мать, Клим! Включи уже, наконец, мозги. Выдыхаю. Раз уж она так просит меня внутри — мне ничто не мешает кое-что проверить. Осторожно кладу вторую ладонь на живот, надавливаю, ощупывая матку. И замираю, не обнаружив правого яичника. И трубы правой, похоже, нет. Перевожу дыхание.
— Что ты… — напрягается Кира, но тут же громко стонет, когда я нащупываю ее чувствительную точку, массирую. Она прогибается, еще шире раскидывая ноги. Пальцами вцепляется в края тумбы, закусывает губу и… смотрит. Так развратно смотрит, как я опускаюсь перед ней на колени, стягиваю ее с тумбы. Она стекает мне в руки. Пришпиливаю ее к тумбе. Одну ногу ставлю на плечо, раскрывая ее еще больше. Влажную, припухшую от желания. И нереально красивую.
Чертова женщина! Не знаю, кто она и что задумала, но сейчас…сейчас я просто хочу почувствовать ее вкус во рту. Накрываю ее плоть ртом, втягиваю твердый клитор, языком провожу между складочек и ныряю в тесную глубину. Слизывая ее соки. Сходя с ума от ее вкуса.
Вылизываю ее плоть, то толкаясь внутрь кончиком языка, то прихватывая зубами клитор. Еще и еще. И Кира подается навстречу моему языку, насаживается на него, как на член. И я с трудом подавляю желание дать ей то, что она хочет. Втягиваю в рот ее набухший клитор, оттягиваю и резко отпускаю, губами ловя ее сладкий оргазм. Выдыхаю рвано, когда она буквально падает мне в руки. Ее потряхивает от пережитого и короткие судороги катаются под ее влажной кожей. На губах маленькие ранки от зубов, на ресницах дрожат слезы. Поднимаюсь, касаюсь ее губ, почти невесомо. Пальцами скольжу по бедру и делаю то, зачем искал ее — коротким рывком ввожу в ее бедро иглу. И целую ее, голодно, дико, деля с ней свое рваное дыхание.