А потом закидывает на плечо, усаживает в джип и рвет с места, не жалея покрышек.
И что это было?
Глава 2
— Не дури, Чех, — Антон барабанит пальцами по крыше моего “Михи”[1], — потрахаемся, отдохнем. Это шикарный клуб.
Выгибаю бровь, окидывая взглядом заведение за спиной друга. Обычное здание без ярких вывесок и наляпистых реклам. Обычный мужской клуб. Судя по отзывам, элитный и закрытый. Антоха же, бабник до мозга костей, здесь вип-клиент. И меня вот решил приобщить. И чего, спрашивается, повелся? Позвонил бы Оле, она бы примчалась, ублажила по высшему классу. И никаких проблем. Морщусь, прикрывая глаза. Одна проблема всё-таки нарисовалась: в последнее время Оля стала слишком упорно посягать на мое личное пространство. Ненавязчиво и без истерик, но
в моей квартире появилось слишком много ее вещей.
А я давно зарекся играть в любовь. Одного раза хватило, чтобы «вырезать» свое сердце и запереть его в сундуке на целую вечность. Осталось только сыскать смельчака, кто воткнет в него кинжал и займет мое место. Потому что сил так жить уже практически не осталось.
— Клим, — Антон стоит совсем рядом, сжимает мое плечо, — десять лет уже прошло. Пора начинать жить, дружище.
— Тоха, не отнимай хлеб у Кота, — кривлюсь я. — Это он у нас спец по промыванию мозгов, а тебе не идет. К тому же, это, — киваю на клуб, стилизованный в готическом стиле, просто логово графа Дракулы, не иначе, — не вяжется с твоей умной речью. Здесь вряд ли можно начать жить.
— Для начала сойдёт, — фыркает друг. — Уж лучше ночного кладбища с могильной плитой, откуда я тебя вытащил. Отжаришь в этом логове парочку горячих цыпочек, — хищно скалится, снова становясь тем Тохой, которого я знаю со школьной скамьи. — Или не парочку. Мэт обещал что-то особенное, — глаза друга темнеют от желания. Твою мать.
Мэт — хозяин этого клуба и ещё парочки таких же. Делец, зарабатывающий на удовольствии озабоченных придурков вроде Антохи. Хотя этот клуб вроде принадлежит его девице: то ли жене, то ли любовнице — один черт. И мне нахрен не улыбается нырять в это похотливое кубло, но Антон — мой лучший друг, а сегодня действительно херовый день, чтобы оставаться одному. И не только мне. Секс без обязательств ненадолго отключит мозги, в которые сегодня упорно лезут мысли о той, кого нет уже десять лет. И не только мысли. Кажется, меня накрывает не по-детски, когда я вижу ее, перегибающуюся через барную стойку. Ее аккуратную тугую попку обтягивает черный шелк платья, в длинном разрезе которого белеет полоска чулок. Взглядом поднимаюсь выше, по изящным изгибам спины, ныряю к небольшим полушариям грудей в глухом платье с высоким воротом и длинными рукавами.
Странно. Такая невинная и вместе с тем развратная в белых чулках под черным платьем.
Она ловит бармена за галстук, что-то говорит и…
Похоже, я все-таки поехал мозгами, потому что её губы — чистая похоть, пробуждающая самые греховные мысли. И я легко представляю этот порочный рот, выкрашенный алой помадой, на своем члене. Как они обхватывают влажную головку, погружая в свой сладкий плен. И в штанах становится тесно. Это полная херня, но я хочу эту незнакомку до боли в паху и звона в висках. Хочу ее так, что мир сужается до ее изогнутых в усмешке губ, взмаха ресниц и рваного дыхания. Хочу ее. Остро. Болезненно. Дико.
— Тормози, Чех, — едва ли не по слогам рычит в ухо Антон. — Эта деваха Мэта.
Мэт — это хозяин этого борделя, вспоминаю я. И незнакомка в белых чулках — его. Чужая женщина — табу. И обычно это остужает пыл моментально. Но не сейчас. Инстинкт «не хочу лишних проблем» отказывает напрочь, когда я сбрасываю руку друга, который пытается меня остановить. Потому что бармен делает то, за что я хочу его убить: наклоняется так близко, что его губы касаются ее ушка. И я оказываюсь рядом с ней как раз в тот самый момент, когда она теряет опору, равновесие и заваливается на спину…прямо мне в руки.
Она пахнет полевыми цветами, текилой и сексом. В ее синих глазах — горячее, как адово пламя, желание.
— Поймал, — говорю, прижимая ее к себе, даже через ткань ощущая, как топорщатся ее соски. Черт, на ней нет белья. И это открытие впрыскивает в вены горькую отраву.
— Ты в порядке? — с трудом соображая, что говорю, тону в ее желании на дне синих, бездонных глаз.
Она кивает, но как-то неуверенно, тоже залипая на мне.
— Стоять можешь?
Не сможет, потому что едва я ставлю ее на пол, как ее ведёт в сторону. Снова ловлю, тихо смеясь.
— Придется нести тебя на руках, Неваляшка, — подхватываю на руки, понимая, что хрен я теперь ее отпущу, пока не оттрахаю до звёзд перед глазами. И плевать, чья она. Этой ночью — моя. — Говори, куда.
— К тебе, — мурлычет, прижимаясь ко мне. Запах цветов становится ярче. До одури знакомый. И чувство дежавю лупит по вискам.
— Адресом не ошиблась? — подначиваю, двигаясь к черному выходу, который услужливо показывает наглый бармен. Сегодня все идет не по плану, и я не стану ничего менять. Сегодня, как советовал мой помешанный на сексе друг, я оставлю прошлое за спиной. А утром… что-то будет. Выхожу на улицу, жадно вдыхаю пропахший жарой воздух. И вздрагиваю, когда незнакомка прихватывает своими зубками мочку уха, проводит языком, словно играется. Трётся щекой о щетину со стоном. И прошлое толкает в спину тихими словами:
— Хочу тебя, мой Бес…
Хуком под дых.
Замедляю шаг, ловлю ее расфокусированный взгляд. Что за черт?
— Сегодня Незабудка только твоя…
Нокаут. Твою мать.
Ставлю ее на асфальт, прижимаю к стене клуба под фонарем. Прошлое уселось на спину и хохочет, когда я задираю рукав платья и вижу то, что совершенно точно не могу видеть.
На одних инстинктах забрасываю девчонку на плечо, усаживаю в машину и бью по газам.
Тот, кто затеял эту игру, сильно пожалеет…
После получасовой гонки по неожиданно пустому в эту ночь городу, я рассматриваю незнакомку, дрожащую подо мной от желания в моей постели, и ищу хоть что-то, что даст подсказку. И ничерта. Это не она. Глаза, губы, нос, — все совсем чужое. Но…есть одно весомое «но».
— Трахни меня, — хнычет, выгибаясь дугой. Врезается промежностью в мой твердый член. Похоть льется по венам жидким огнем. Я горю. Реальность расползается радужными кругами, слепит. Остаётся только желание: дикое, иррациональное. Такое же, как в ее глазах. В совершенно ненормальных глазах. Голубых, как лепестки незабудок.
