— Не пойдешь сама, перекину через плечо и понесу. Вот детишки порадуются, — добавляет зловеще, явно настроенный воплотить свою угрозу в жизнь. Нет уж, такого моего позора ему не видать.
Мне доверяется нести корзину с выпечкой. Я почти не разбираю дороги. Мне страшно до трясучки. А потом появляются они: девочки и мальчики разного возраста. Рыжие, темноволосые, смуглые и белокожие, что альбиносы. Они гомонят, смеются, единым живым организмом окружают нас с Климом. Тот шутит, спрашивает у каждого, как дела. И я поражаюсь его перемене. Такого Клима я не видела. Да и что-то мне подсказывает, что жесткого военного хирурга Клементия Чехова таким не знает никто. Только эти…дети.
Директор детского дома, изящная дама средних лет, встречает нас тепло и споро организовывает персонал, который накрывает столы в столовой, пока Клим позволяет ребятне утащить нас в игровую.
— Пливет, — звонкий голосок отвлекает от Клима, который рассказывает детям какую-то жутко интересную историю.
Опускаю взгляд и встречаюсь с черными бусинами глазенок в обрамлении густых черных ресниц маленького мальчишки. Он прижимает к груди потрепанного медвежонка и смотрит только на меня.
— Привет, дружок, — улыбаюсь. — Прячешься?
Он кивает совершенно серьезно и щурится, будто уличил меня в чем-то постыдном. А у меня внутри все обрывается. Невольно перевожу взгляд на Клима, хохочущего с малышней, и снова на мальчишку, которому не больше пяти лет. Так не бывает. Приседаю на корточки.
— Как тебя зовут, дружок?
— Тимофей, — говорит так серьезно, словно от этого зависит судьба целого мира.
— А я Кира, — протягиваю ему руку. Он пожимает ее так крепко, как только может пятилетний мальчишка.
— Ты будешь моим длугом?
— Легко.
— Тогда пошли.
Берет меня за руку и утягивает за собой. Он ведет меня на улицу, на детскую площадку, где мы молча катаемся на качелях. А потом Тиша показывает мне свой секрет…прячущуюся на заднем дворе приюта кошку с тремя котятами. Оказывается, он со старшими ребятами обустроил ей тут целое лежбище и таскает ей вкусняшки из столовой. Тиша говорит мало, в основном слушает мою болтовню, но меня это не напрягает. Я привыкла рассказывать сказки брату. При мысли о Димке становится грустно, и Тиша дает мне время…погрустить. А потом я снова рассказываю ему о волшебной стране, где люди жили вместе с драконами. О храбром мальчике, поведшим драконов на поиски их Тайного мира.
— Ох, Тимоша, — всплескивает руками молодая девушка, рыжая со смешными веснушками, — а мы тебя потеряли. Идем, там гости столько вкусностей навезли.
— А Машке будет? — спрашивает Тиша с такой надеждой, что я бы сама скормила кошке половину нашей провизии.
— И Машке, — смеется девушка, беря Тишу за руку, — и всем ее троглодитам. Идемте, — уже мне, — Клим Афанасьевич вас потерял.
Киваю. Мы возвращаемся в здание. Тиша бежит к столу. А милая девушка замирает со мной в дверях столовой. Я не хочу туда. Мне нужно побыть одной и подумать над тем, что со мной происходит. Наблюдаю, как Тиша тянется к булочке, но не достает, хмурится. Клим подхватывает его на руки, поднимает над столом. Тиша хохочет и мое сердце сходит с ума.
— Клим Афанасьевич его спас, — вырывает из мыслей голос воспитательницы, судя по всему. — Тимофея, — поясняет она. А я ловлю каждое ее слово, не сводя глаз с Клима, с рук кормящего довольного Тимофея. — Мамаша родила его дома и выбросила на помойку. Клим Афанасьевич его нашел и привез к нам. Мы хотели назвать его в честь крестного, так сказать. Но Клим Афанасьевич дал ему имя Тимофей. Сказал…
— В честь деда, — срывается с языка. И память нещадно лупит по затылку каменным кулаком…
Выдыхаю, растирая виски. Вынимаю из пучка шпильки, переплетаю в хвост. И снова смотрю на Клима.
Он ведет уверенно, выстукивая по рулю причудливый ритм. А я слушаю, и пальцы на бедре подхватывают его, а в голове рождается музыка и…танец…
…Их двое. Высокий мужчина кружит в воздухе девушку в белом. Ее тонкое платье промокло от дождя и второй кожей облепляет тонкую фигурку. Она улыбается, глядя в его глаза, а затем…встает на ноги и сводит его с ума. Белым мотыльком порхает около него, дразня своей красотой, своими изгибами. То приближается, то ускользает. Ее синие глаза горят задором, его черные — плавятся любовью.
Шаг назад, на короткий миг коснувшись его пальцев, ускользая из западни его рук. Пируэт, поднимая снопы брызг из — под босых ног. И вот она снова рядом, льнет к нему, скользит по нему, раскрываясь, словно цветок. Его руки крепки, они поймают, когда она взлетает. Дождь рождает музыку. Страсть — танец. И она падает в его объятия. Обхватывает руками и ногами и целует…
Я смотрю на этот спектакль для двоих сквозь пелену фантазии и складываю музыку в слова:
— You hold me in your hands, you won't let me fall[1]…
И чувствую на себе удивленный взгляд Клима.
— Знаешь эту песню?
— Наверное, слышала где-то, — а в голове назойливо играет гитара и смех…звонкий, что колокольчик. — Я… — осекаюсь. Боль прорезает виски, сдавливаю их ладонями. Выпадаю из реальности и не соображаю, как уже стою, прижатая к боку джипа, и дышу часто-часто, впуская в легкие летний воздух с ноткой вишни.
Горячие пальцы ложатся на виски, осторожно нажимают, поглаживают вкруговую, разливая под кожей приятное тепло. Благодарно улыбаюсь, когда боль медленно откатывается, а я млею под его прикосновениями. И желание тугим узлом скручивает живот.
— Легче? — сорванным голосом.
— Да, — хрипло в ответ.
Только ничерта не легче, потому что рядом с ним я вспыхиваю, как спичка. Одного запаха, одного касания достаточно, чтобы воспламенить меня. Чтобы между ног стало влажно, а сердце сорвалось с ритма. И я жмурюсь от удовольствия, трусь щекой о его широкую ладонь. Твердые губы касаются скулы, прикрытых глаз, и я только чудом проглатываю стон. Теснее сжимаю бедра, но это невыносимо. Так…больно, потому что внизу все горит и рвется на части дикой пульсацией.
