Еще там, на кухне, мне так отчаянно хотелось получить его всего. Такого живого и смешного, перепачканного мукой. Его улыбку и лукавые огоньки на дне черных глаз. Ощутить силу его рук, с нереальной нежностью вымешивающих тесто, и нежность его пальцев, с ловкостью фокусника вылепливающих смешные фигурки из теста.
Захотелось просто сидеть на диване, прижавшись к его горячему боку, потягивать вино, смотреть дурацкую комедию и хмелеть от страсти.
И сейчас я глупо наслаждаюсь этой простой лаской, тихо постанывая, когда его пальцы стягивают резинку и растрепывают мои волосы. Массируют затылок, забирая всю боль. А потом Клим берет мое лицо в свои огромные ладони и целует. Я раскрываю губы, впуская его в свой рот. Сплетаю наши языки, отдаваясь его мучительной нежности. И пью его, как живительный источник, дышу ним и отдаю себя. И потому когда он обрывает поцелуй, тянусь следом и едва не плачу. Кажется, словно я потеряла что-то важное. Как будто меня обманули, подразнив мечтой перед самым носом, а потом умыкнули. Сказали, что мне не положено. И я прикусываю губу, но тут же ощущаю, как Клим подушечкой большого пальца осторожно высвобождает ее от моих зубов, чуть придавливает и я выдыхаю рваный стон.
В унисон ему. Такому большому и сильному и такому чувствительному, словно оголенный провод. Кладу ладошки на его тяжело вздымающуюся грудь и заглядываю в черную бездну глаз. Его пальцы гладят мое лицо, очерчивают каждую черточку. Он словно знакомится со мной. Будто слепец.
— Клим, — зову тихо, потому что мне вдруг кажется, что его нет. Он сейчас где — то не здесь, не со мной. Может быть, в прошлом с той, кого любит так отчаянно и кого потерял. С той, кем я никогда не стану для него.
Обида горчит на языке, и я пытаюсь ее проглотить. Но ничего не получается.
И я злюсь. На себя, на свое глупое и никому не нужное желание, которое испытываю впервые в жизни. Чтобы вот так, на грани сумасшествия. Стирая все границы между реальностью и наслаждением. На Мэта, которому захотелось острых ощущений и диких, только ему понятных игр. На Клима, что живет прошлым. И даже на ту девчонку, что намертво привязала его к себе. Убила вместе с собой.
Встряхиваюсь, выворачиваясь из рук Клима. И это, похоже, выводит его из ступора. Я не знаю, о чем он думал, где был эти несколько мгновений. Но я знаю, что не хочу быть ничьей заменой.
Даже если та девчонка действительно я.
Прячусь в салоне. Хочу захлопнуть дверцу, но Клим не дает. Приседает на корточки напротив, плечом подперев тяжелую дверцу.
— Не вспоминай, — вдруг говорит он.
Выгибаю бровь.
— Не вспоминай, — повторяет он, но я все расслышала и поняла с первого раза. Я хочу знать, почему он просит об этом. Вопрос едва слетает с губ, но Клим опережает. — Я не хочу, чтобы тебе было больно.
Значит, вот оно что. Боль. Она от воспоминаний. Тогда…
— Она наша, да? — догадка колет затылок, эхом прокатывается по натянутым нервам. — Та песня?
— Под эту песню ты танцевала свой выпускной танец, — он улыбается. — Твой тренер была в шоке. Но зато ты понравилась известному хореографу. Он как раз искал солистку в свой новый проект и…
Он осекается и мрачнеет лицом. Растирает ладонью лицо, в острых чертах которого мелькает боль.
— Мы танцевали под нее на свадьбе, — говорю, выдергивая из памяти ту картинку, рожденную его ритмом. — Под дождем. Деля на двоих одни наушники, — в висках звенит, но я упрямее боли. В конце концов, это мое прошлое и я имею право его знать! — Ты был во всем черном, а я…
Глубокий вдох. Тошнота подкатывает к горлу, колючим комком ворует дыхание. Хватаюсь за горло, прокашливаюсь. Клим обеспокоенно заглядывает в мое побледневшее лицо.
— Не вспоминай, Кира! — приказывает, снова вытаскивая меня на свежий воздух.
— Почему? Тебе же это нужно! Тебе нужна твоя жена! — срываюсь на хрип. А хочется кричать на весь мир.
Но Клима не трогает моя истерика. Он улыбается кончиками губ.
— Мне нужна ты.
[1] Строчка из песни Lifehouse — "Everything"
Глава 12
— Мне нужна ты.
— Врешь, — злюсь, потому что его слова из другого мира. Весь сегодняшний день оттуда. Нереальный. А я — реальная. И хочу совершенно приземлённых вещей.
Он выгибает бровь, выжидает.
Хочет аргументов? Да пожалуйста.
— Ты спишь в гостевой. Это раз, — загибаю палец. В черных глазах вспыхивают смешинки. Смешно ему, надо же. А у меня уже голова кругом от непонимания ситуации. И…черт…единственный яичник и тот скоро лопнет от перенасыщения гормонами.
— Не прикасаешься ко мне, хотя хочешь, я вижу. Это два, — и бросаю красноречивый взгляд на внушительный бугор в паху. — А знаешь, почему? Брезгуешь. Ну как же…трахаться со шлюхой — это…
Осекаюсь, закусываю губу. Я могу ему рассказать, сколько их было. Мужчин в моей жизни. Я помню каждого. Могу раскрыть ему свою маленькую тайну, и тогда все обязательно будет. Но я не хочу.
— А я больше не могу, — всхлипываю. — Я хочу тебя так, что скоро чокнусь. С самой первой минуты хочу. И дело вовсе не в текиле. Дело в тебе, Клим Чехов. А ты обещал мне все по-настоящему и что? Где твои обещания?
— Хочешь по-настоящему? — в низком голосе слышится рычание. Вжимаюсь в горячий бок внедорожника.
В один шаг он оказывается совсем близко. Я ощущаю его жар каждой клеточкой. Большой палец скользит по нижней губе, снова освобождая ее из плена зубов, надавливает. И я послушно раскрываю их. Кончиком языка трогаю его. Его глаза плавят обещанием. Диким, жгучим, что огненная лава. А палец ныряет в горячий плен моего рта. Обнимаю его губами, втягиваю как можно глубже. У его кожи вкус ванили, сахарной пудры и табака. Хотя я точно знаю, что он не курил. Но мне нравится этот вкус. На мгновение выпускаю его на волю, облизываю, и снова завладевают, посасывает. Не разрывая взгляда. И вдруг понимаю, что мало. Я хочу другого. Хватаю его за ремень джинсов, притягиваю ещё ближе. Клим коленом раздвигает мои ноги, и я трусь промежностью о его ногу, не в состоянии больше удерживать в узде свое желание. Дрожащими пальцами пытаюсь расстегнуть ремень, но Клим перехватывает мою руку.
