— Вот теперь точно доброе утро, — хрипло смеётся Клим, любуясь моим телом, на котором алеют следы его укусов. Не Бес, а вампир просто.
А я все ещё тяжело дышу. Со мной ещё никогда такого не было. Кончить от щекотки. Сумасшествие какое-то.
— Ты меня обманул.
— Разве? — выгибает свою идеальную бровь. Хмыкает и проводит ребром ладони между половых губок. Там до сих пор горячо и мокро. Очень мокро. Клим слизывает с ладони мою влагу и жмурится, как сытый кот. — А по-моему здесь все шикарно. Даже не ожидал…
— Чего?
— Что ты такая фетишистка.
Кладет на мой живот перо и спрыгивает на пол.
— А сейчас давай, поднимай свою хорошенькую задницу и бегом в душ. Завтрак внизу. А я убегаю.
Наклоняется, коротко целует в нос.
— Не жди. Буду поздно.
Киваю машинально, не отрывая взгляда от черного пера на светлой коже. Похоже, я действительно стала фетишисткой, потому что при мысли о том, что Клим делал со мной этим перышком, я снова возбуждаюсь.
Чертов Бес!
Мало того, что снова остался неудовлетворённый, так ещё и «не жди меня, буду поздно». И что это значит?
Вскакиваю на постели, запутываюсь в простыне, чуть не падаю.
— Клим! — ору на весь дом. — А ну стой!
Вылетаю из спальни и врезаюсь в твердое тело мужа. Отшатываюсь, опасно покачнувшись. Он ловит меня одной рукой, прижимает к себе.
В черных глазах — тревога. С чего бы?
— Что случилось? — в голосе напряжение.
— Скажи-ка мне, муж мой, куда это намылился субботним утром? — рычу праведным гневом. Что там Шут про принцессу говорил? Золушка? Ха-ха. Драконесса, как пить дать. Жутко злая и неудовлетворенная. Или он думал, мне его перышка будет достаточно? Не на ту напал.
— Ревность тебе к лицу, — смеётся, — жена.
Припирает к стенке. Приходится запрокинуть голову, чтобы поймать его взгляд, на дне которого бесы пляшут ламбаду.
Что? Ревность? Размечтался.
— Мне просто интересно, — строю совершенно невинное лицо, как будто не я минуту назад орала, как потерпевшая. — Куда тебе так срочно приспичило в таком, — кладу ладонь на его все ещё напряжённый пах, — интересном положении? Я могу…
— Это вряд ли.
— Ну и проваливай, — фыркаю обиженно и подныриваю под его руку, — муж. Объелся груш, — добавляю уже в спальне.
— Терпеть не могу груши, — слышу жесткое за спиной.
Морщусь и понимаю, что тоже не ем груши. Не потому что не люблю, а потому что при слове «груша» в голове словно вспыхивает красная лампочка: опасность.
— У меня на них жуткая аллергия, — поясняет Клим, подперев плечом дверной откос. А ещё минуту назад куда-то торопился, разве нет?
— Аллергия, точно, — вот и ответ на сигнал тревоги в голове.
— Мне нравится, как ты ревнуешь.
— И ничего я не ревную, — бурчу под нос.
Стягиваю с кровати покрывало, делаю попытку завернуться в него, как в паранджу, но попытка с треском проваливается.
Клим обнимает со спины, осторожно выудив из рук покрывало. То стекает по ногам на пол. Вздыхаю. Кажется, он прав. Я действительно ревную.
— Я, правда, спешу. У меня через сорок минут операция, — кладет ладони под груди.
— Но тебе же нужна ясная голова, — намекаю на его желание. Не сними он напряжение, все мысли будут в известном месте.
— Не волнуйся, моя фетишистка, — затылком чувствую его улыбку. — Я справлюсь.
И я ему верю. Конечно, справится. Не маленький мальчик. Но…черная ревность делает свое дрянное дело.
— Почему ты избегаешь меня?
— Интересно, в каком месте? — удивляется, огладив потяжелевшие полушария.
— Я о сексе. Нормальном традиционном сексе, — почти злюсь.
— Поверь, маленькая, ты ещё будешь молить меня о пощаде. А пока…привыкай к мысли, что я твой муж. Мне нравится, как звучит «муж мой» в твоих устах, жена.
Прикусывает мочку уха. Ойкаю и тут же получаю лёгкий шлепок по попе.
— Все. Ушел.
И правда ушел, оставив меня в лёгком шоке от понимания, что я действительно назвала Клима мужем. Дважды. Это вышло само собой. Легко. Словно я называю его так ежедневно уже много лет.
— Муж мой, — повторяю тихо, катая на языке, как самую сладкую ягоду.
Что ж, мне тоже нравится, как это звучит. Буду привыкать. А пока душ и завтрак.
Глава 13
Тугие струи приятно ласкают кожу, щекочут, заставляя дрожать от колких и в тоже время каких-то трепетных прикосновений. Беру мочалку, капаю на нее пару капель мыла, вспениваю. Касаюсь шеи и вздрагиваю от прокатившейся низом живота дрожи. Закрываю глаза, опускаю руку на грудь. Едва касаясь обвожу потяжелевшую грудь, чуть приподнимаю. Рваный выдох срывается с губ. Кончик мочалки касается сосочка, который уже давно приобрел мраморную твердость. Кажется, еще с того момента, как Клим разбудил меня. И я представляю его руки на своей коже. Ноготки другой руки на секунду впиваются в бедро, и тут же их болезненное прикосновение сменяется нежным поглаживанием.
О Боже…это что-то запредельное. Кожа вспыхивает под мочалкой. И даже прохладная пена, белыми облаками укрывающая груди не спасает от этого пожара. Это не я…это руки Клима ласкают подтянутый животик, спускаются ниже. И замирают в миллиметре от жаждущей плоти. Ниже…обтирая бедро. Плавя мышцы. Пряча истекающую влагой плоть в облаке пены.
Пар затапливает кабинку, обнимает туманным плащом. И я тону в этом тумане из капель и тепла. Раскрываюсь, подставляя пульсирующий клитор тугим струям. Они бьют по возбужденной плоти маленькими разрядами, струйками тепла растекаются по венам, сплетаются огненной звездой в одной маленькой точке. Касаюсь пальчиками твердого бугорка и солнце расцветает внутри. Ослепительное, рассыпающееся фейерверком удовольствия. Сползаю на пол кабинки, почти не дыша. Струи щекочут пятки, и я поджимаю пальчики, ощущая новую волну удовольствия, нежным шелком обнимающую бедра.
Наощупь дотягиваюсь до крана, закручиваю вентиль. Подтягиваю ноги к груди, подрагивая от пережитого оргазма. Третьего за неполные сутки. Третьего за целую прорву лет. И это…сногсшибательно в прямом смысле этого слова. Криво усмехаюсь. Кончила от щекотки. Мамочки. Похоже, я все-таки стала извращенкой. Пошатываясь и не отлепляясь от стеклянной дверцы, медленно поднимаюсь на ноги.
Отираюсь полотенцем и смотрю на себя в зеркало. Мокрые волосы встрепаны, как у нахохлившейся пташки, лицо горит румянцем, а нежная кожа покрыта алыми кровоподтеками — следами ласк моего мужа.
