— Похоже, это ты попала, малышка, — совсем близко. Его запах дурманит, а близость ощущается кожей. А я взгляд не могу поднять, тупо уставившись на собственные туфли, представляя сильные пальцы на тонких щиколотках. И жар колючей дрожью скатывается по позвоночнику, повышая температуру тела на пару градусов. Еще немного и лихорадить начнет. Наваждение какое—то. А в голове лишь его пальцы на моей коже. Везде. Ласкающие. Дразнящие. Дарящие удовольствие. Почему—то я не сомневаюсь – эти пальцы могут вознести на небо и разбить вдребезги.
— Карина, слава Богу, я тебя нашла! — звонкий голосок разрушает наше уединение, и я невольно шарахаюсь в сторону, словно застигнутая «на горячем». Карабас тихо смеется, не позволяя мне сбежать далеко. Его горячая ладонь держит крепко, и я ощущаю, как румянец заливает щеки.
— Что случилось? — неожиданно хриплым голосом спрашиваю у администратора всего этого действа, появившуюся из центральных дверей, бледную, с явной паникой во взгляде. Случилось что—то экстраординарное, раз Матильда так переполошилась. И мне это совершенно не нравится.
— Беда, Карина, — чуть не плача выдыхает Матильда, тем не менее не упустив возможности стрельнуть глазками на мужчину за моей спиной. Делаю глубокий вдох и невольно ежусь под порывом холодного ветра.
И тут же оказываюсь в кольце сильных мужских рук, прижатая к горячей груди.
— Так теплее, — насмешливый шепот в самое ухо. Вздыхаю, не сдерживая улыбки, и ловлю на себе недоумение Матильды. Впрочем, паника пересиливает и спустя секунду она уже трещит без умолка о том, что вечер сегодня провалился, и она совершенно не знает, что делать.
Я, собственно, тоже не знаю, потому что совершенно точно не уловила сути проблемы.
— Да что случилось—то?
— Катастрофа, — трагически протягивает Матильда и всхлипывает.
— Так, отставить истерику, — тихий мужской голос звучит властно и заставляет Матильду замереть в позе кролика перед удавом. А я усмехаюсь, теснее прижимаясь спиной к горячему телу. — А теперь четко и ясно. В чем проблема?
— Танцовщики наши разругались вдрызг и отменили выступление, — на выдохе отрапортовала Матильда, едва ли не вытянувшись по стойке смирно.
— Твою мать, — не сдерживаюсь, сжимая кулаки.
— Миледи? — в тихом смехе слышится удивление. А меня вдруг коробит от такого обращения. Оно давно стало моим собственным, и я его ненавижу. Так меня только один человек называет, всегда желая только унизить. И у него получается, как ни странно.
— Карина, что делать? — взмаливается Матильда, ломая пальцы, но смотрит мимо меня, словно и спрашивает не у меня. И это злит еще больше.
Осторожно высвобождаюсь из объятий Карабаса, на ходу просчитывая, что я могу сделать, потому что эти двое – лучшие из лучших и заменить их некому. Кто же знал, что они личные дрязги поставят выше работы. Хоть самой танцуй. Качаю головой, уже шагая в сторону входа. Надо поговорить с каждым наедине, увеличить гонорар, пригрозить, в конце концов. Я, конечно, ничего им не сделаю, но попросить брата перекрыть этим двоим кислород могу запросто, хоть и не хочется. Но, елки—палки, их порекомендовала я, следовательно, и ответственность на мне. А это паршиво. Морщусь, прикидывая, как бы полояльнее им объяснить, что так поступать просто непрофессионально.
Но уже в дверях меня останавливает уверенное:
— Я знаю, что нужно сделать.
Оборачиваюсь, встречаясь с внимательным взглядом синих, как летнее небо, глаз, в которых читается превосходство и самоуверенность красивого самца. Вот так вот легко и просто рушатся иллюзии. Надо же, навыдумывала себе невесть что, а он такой же, как все. Думает, мир без него рухнет. Вот уж вряд ли.
— Я тоже знаю, — каждым словом показывая, что сейчас я точно не нуждаюсь ни в чьей помощи, а уж тем более в помощи этого мужчины, разбудившего жгучие желания одним своим запахом. И сломавшего все надежды одним взглядом.
— Ну что ж, — он подходит ближе, обжигая дыханием, сводя с ума диким ароматом. И я прикрываю глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не втянуть пропахший ним воздух. — Тогда удачи, — и исчезает внутри здания.
А я открываю глаза и вижу, как с парковки отъезжает машина приглашенной танцовщицы. Я смотрю вслед синему минивэну и понимаю, что это конец мне и моей репутации.
Глава 4
Декабрь. Год назад.
Я всегда нахожу выход из любой ситуации, даже если та кажется безвыходной. И это не пустой треп или попытка нахвалить себя. Это констатация факта. И каждый, кто хоть раз имел со мной дело – может это подтвердить и привести целую кипу доказательств моих слов и моего профессионализма. Но сейчас я смотрю на злющего блондина, такого некрасивого в своей обиде, что хочется огреть его чем потяжелее, чтобы перестал быть капризной девицей, и совершенно точно понимаю, что зашла в тупик. Ни одной мало—мальски стоящей идеи, кем заменить эту скандальную парочку. Не радует даже возвращенный аванс. Что такое деньги по сравнению с пошатнувшейся репутацией? Вот именно, всего лишь бесполезные бумажки. А толстосумы сегодняшнего вечера ждут самую красивую пару в мире танца, потому что привыкли получать то, что хотят. Сегодня они хотят этих бестолковых творческих личностей, которые умудрились разругаться вдрызг из—за банальной ревности. Детский сад нервно курит в сторонке, потому что это даже не детская шалость, это глупость чистой воды. И непрофессионализм, который загнал меня в угол. Хоть самой иди танцуй, но кому я там нужна. Этим акулам бизнеса знаменитостей подавай, а не оценщика, пусть и с красивой внешностью. Да еще и одну, но, похоже, выхода у меня нет.
— О чем задумалась, детка? — перевожу взгляд на двери, куда только что смылся жалкий балерун, и сталкиваюсь с внимательным взглядом Карабаса.
— Подыскиваю что—нибудь подходящее, чем бы тебя стукнуть, — возвращаю ему его усмешку.
— Нашла? — спрашивает, когда я кручу в пальцах пульт от кондиционера.
— Ага, — и поддавшись странному порыву и нарастающей злости, метаю в него пульт. Он перехватывает его налету и смотрит с удивлением, как будто не верит, что я это сделала.
А я не свожу глаз с него, такого красивого, несмотря на то, что половина лица прячется под полумаской, и самоуверенного. И врезать хочется уже себе за глупость и за то, что стою в полушаге от него в маленькой комнатке и вдыхаю его терпкий аромат, который будоражит кровь и подгибает колени.
— Все так плохо, да, детка? — шепчет, отшвырнув пульт и зарыв пальцы в мои локоны. Его теплое дыхание щекочет щеку, и я млею от его прикосновения. Странно и глупо? О да. Но мне плевать. Я просто наслаждаюсь моментом перед публичным позором.
— Мне не привыкать, — вздыхаю, потершись затылком о раскрытую ладонь Карабаса.
— И слишком гордая, чтобы просить о помощи, — бормочет он, касаясь губами мочки уха. Вздрагиваю, ощущая, как под кожей проносится электрический разряд, обжигающим клубком скручивающийся в солнечном сплетении. — У тебя не проколоты уши?
