— Почетно прослыть вампиром, который наконец-то до тебя добрался.
— Ты до меня не добрался.
— Если ты хорошо притворишься, все решат, что добрался. Только мы с тобой будем знать, что это игра.
Я покачала головой.
— Я не буду играть в твою игру, Жан-Клод.
— Ты не будешь мне помогать?
— Я уже сказала.
— Я предлагаю тебе бессмертие. Без того, чтобы становиться вампиром. Я предлагаю тебе себя. Многие женщины только ради этого пошли бы на что угодно.
— Секс есть секс, Жан-Клод. Он того не стоит.
Он слегка улыбнулся.
— Вампиры в этом смысле отличаются от людей, ma petite. Если бы ты не была так упряма, то могла бы узнать, насколько они отличаются.
Мне пришлось отвести взгляд. Он смотрел на меня слишком интимно. Слишком многообещающе.
— Мне от тебя нужна только одна вещь, — сказала я.
— И что же это, ma petite?
— Ну ладно, две. Во-первых, прекрати называть меня ma petite; во-вторых, отпусти меня. И убери свои гребаные метки.
— Первое требование я могу удовлетворить.
— А второе?
— Не могу, даже если бы хотел.
— Но не хочешь, — сказала я.
— Но не хочу.
— Держись от меня подальше, Жан-Клод. Держись от меня подальше, а то я тебя убью.
— Многие люди пытались меня убить.
— И у скольких из них на счету было восемнадцать покойников?
Он моргнул.
— Ни у кого. Был один мужик в Венгрии, который клялся, что убил пятерых.
— И что с ним стало?
— Я разорвал ему горло.
— Заруби себе на носу, Жан-Клод: я предпочту, чтобы ты разорвал мне горло. Я предпочту умереть, пытаясь тебя убить, чем подчиниться тебе. — Я посмотрела на него, чтобы проверить, понимает ли он, о чем я говорю. — Что ты молчишь?
— Я слышал твои слова. И знаю, что ты говорила искренне. — Внезапно он оказался рядом. Я не видела, как он двигался, и не почувствовала никакого воздействия на мое сознание. Он просто возник в нескольких дюймах передо мной. Наверное, я ахнула.
— Ты действительно можешь меня убить? — Его голос был как шелк на открытой ране: нежность с оттенком боли. Как секс. Это было приятное, хотя и пугающее ощущение. Вот черт. Он все еще мог меня покорить. Сделать своей. Ни в коем случае.
Я посмотрела в его синие глаза и сказала:
— Да.
Я верила в то, что говорила. Жан-Клод моргнул, очень изящно, и отстранился.
— Ты самая упрямая женщина из всех, что встречались мне на пути, — сказал он. На сей раз в его голосе не было ничего чарующего. Обычная констатация факта.
— Это самый лучший комплимент, который я от тебя слышала.
Он стоял передо мной, опустив руки, и казался застывшим. Змеи или птицы могут так замереть, но даже змея при этом остается живой, и в ее неподвижности есть ожидание движения. В позе Жан-Клода вообще ничего не чувствовалось, и несмотря на то, что мои глаза говорили обратное, он отсутствовал. Его просто не было. Мертвые не производят шума.
— Что у тебя с лицом?
Я коснулась опухшей щеки прежде, чем успела удержать руку.
— Ничего, — соврала я.
— Кто тебя ударил?
— А что, ты хочешь пойти дать ему в морду?
— Среди прочих привилегий мои люди находятся под моей защитой.
— Я не нуждаюсь в твоей защите, Жан-Клод.
— Он же тебя ударил.
— А я сунула ему между ног пистолет и заставила рассказать все, что он знает.
Жан-Клод улыбнулся:
— Так и сделала?
— Ткнула ему пистолетом в яйца. Так понятнее?
Его глаза заискрились. Волна смеха пробежала по его лицу и наконец разжала губы. Он захохотал во все горло.
Смех был похож на леденец: сладкий и привязчивый. Если бы такой смех продавали в бутылках, от него бы толстели. Или получали оргазм.
— Ах, ma petite, ma petite, ты неподражаема.
Я смотрела на него, купаясь в его чудесном смехе. Но мне пора было идти. Трудно уйти с достоинством, когда над тобой в голос хохочут. Но я умудрилась.
Моя прощальная реплика вызвала у Жан-Клода новый взрыв хохота.
— Прекрати называть меня ma petite.
22
Я снова вышла в шумный зал. Чарльз стоял возле стола. Не сидел. Даже издалека было видно, что он в смущении. Что опять стряслось?
Его большие ладони были сложены вместе. Темное лицо было искажено, словно от боли. Милосердный Бог наделил Чарльза пугающей внешностью, но душа у него была как желе. Будь у меня размеры Чарльза и его сила, я была бы просто зверюгой. Это немного грустно и несправедливо.
— Что случилось? — спросила я.
— Я звонил Каролине, — сказал Чарльз.
— И что?
— Няня у нас заболела. А Каролину вызвали в больницу. Кто-то должен посидеть с Сэмом, пока она на работе.
— М-мм, — протянула я.
Чарльз потерял большую часть своей свирепости, когда произнес:
— А не может Тендерлин подождать до завтра?
Я покачала головой.
— Но ты же не пойдешь туда в одиночку, правда?
Я смотрела на этого человека-гору и вздохнула:
— Я не могу ждать до завтра, Чарльз.
— Но ведь Тендерлин… — Он понизил голос, как будто стоит произнести это слово громко, на нас тут же налетят стаи сутенеров и проституток. — Тебе нельзя ходит туда ночью одной.
— Я бывала и в худших местах, Чарльз. Ничего со мной не случится.
— Нет, я тебе не позволю идти одной. Каролина может вызвать другую няню или позвонить в больницу и сказать, что она не придет. — Говоря это, он улыбнулся. Всегда приятно выручить друга. Каролина ему устроит. Хуже всего, что теперь я уже сама не хотела брать Чарльза. Мало просто быть свирепым на вид.
Вдруг Гейнор узнает, что я расспрашивала Ванду? Узнает, что Чарльз при этом присутствовал, и решит, что он со мной заодно? Нет. Слишком эгоистично подвергать Чарльза риску. У него четырехлетний сынишка. И жена.
Гарольд Гейнор съел бы Чарльза на завтрак. Я не имела права втягивать его в эту историю. Он просто большой, дружелюбный медведь. Милый добрый мишка. Мне не нужно, чтобы меня прикрывал плюшевый мишка. Мне нужен напарник, который смог бы выдержать ответный удар Гейнора.
У меня появилась идея.
— Отправляйся-ка ты домой, Чарльз. Я не пойду одна. Обещаю.
