В это Виталию трудно было поверить. Он родился и вырос не в Москве, и в его родном городе таких проблем с транспортом не было. Он хорошо помнил, как ездил в школу и в институт: спокойно заходил, садился, если было место, если нет – вставал у окна, открывал учебник и читал. Двадцать минут в автобусе от дома до института – гарантированное свободное время, чтобы подготовиться к семинару, успеть все, что нужно, прочитать и запомнить. Он попытался представить себя в той картине, которую нарисовала Кармен: нет, он совершенно точно не смог бы ничего выучить или обдумать.
– Выходит, они были более тренированными, умели заниматься умственной деятельностью в обстоятельствах, для этого мало предназначенных, – задумчиво проговорил он. – И Каменская, стало быть, такая. А я этого не учел. Но и Котов не учел. А Пауль нас обошел.
– Это ваша общая ошибка, – заметила Кармен. – Кроме того, никто из вас не смог учесть индивидуальные особенности следователя, который будет вести допрос. Был бы он чуть поумнее и повнимательнее, вполне возможно, ты не проиграл бы.
– Думаешь?
– Конечно. Каменская стала уставать, это даже я заметила на слух, а следователь ее еще и видел. Но проглядел. Если бы он в том месте поднажал – не факт, что она устояла бы.
– В каком именно месте?
Виталий потянулся к ноутбуку, снова включил запись с самого начала.
– Ближе к концу. Там, где она говорит, что люди могут избегать общения друг с другом по множеству причин. Примерно на два тридцать пять – два сорок.
Он промотал запись до указанной отметки, начал вслушиваться.
– Вот здесь, – сказала Кармен.
– Как Кислов воспринял ваш приход?
– Он не открыл дверь.
– И что вы сделали?
– Подождала примерно минут десять-двенадцать, снова позвонила, мне никто не открыл, и я ушла.
– По телефону звонить пытались? Вот в те десять минут, которые вы якобы стояли под его дверью, вы не пробовали позвонить ему и узнать, дома он или нет?
– Нет, я не звонила.
– Почему?
– Я не звонила потому, что не видела в этом смысла. Если мне не открывают дверь, значит, либо человека нет дома, либо он не хочет со мной встречаться.
– А Кислов мог не хотеть с вами встречаться, гражданка Каменская?
– Мог.
– И почему же? Из-за конфликта, который между вами возник накануне? Из-за того, что вы пытались сделать его своим любовником, а он этого не хотел?
– Между нами не было конфликта. Любой человек может в любой момент не захотеть встречаться с кем-то по множеству разных причин.
Он переслушал еще раз. Потом еще.
– Я не слышу усталости, – сказал Виталий. – Ровный голос, точно такой же, как с самого начала допроса. Ни пауз, ни вздохов, ни повышения или понижения тона, ничего такого.
– В голосе – нет, – согласилась Кармен. – В словах – есть. Она на мгновение утратила контроль и проговорила вслух то, что в этот момент думала. Ослабела всего на секунду и сказала лишнюю фразу.
– Но фраза совершенно не лишняя, – возразил он. – Она объясняет…
– Вот именно, милый. Она объясняет. То есть действует вразрез с собственной концепцией: отвечать на вопросы спокойно, максимально коротко и строго по существу, не говорить ни одного лишнего слова, не оправдываться и ничего не объяснять.
– Разве Каменская не могла изменить концепцию, скорректировать ее по ходу дела?
– Могла. И мы это услышали бы в ее дальнейших ответах. Но она тут же вернулась к прежней линии поведения, то есть концепцию не поменяла. Значит, лишняя фраза сказана ненамеренно и является всего лишь проявлением усталости.
– Все равно она долго продержалась, – Виталий потянулся, расставил руки, несколько раз с силой сжал кулаки, чувствуя, как напрягаются мышцы спины. – Немыслимо долго. Я бы точно не смог. Никогда не угадал бы, мне бы и в голову такое не пришло.
Звякнул телефон: кому-то из них пришла эсэмэска. Оба одновременно посмотрели на барную стойку, где лежали оба их айфона, одинаковые и даже с одним и тем же звонком.
– Это мой, – уверенно произнесла Кармен, вставая. – Наверное, курьер, я доставку заказала.
Она подошла к стойке, взяла в руки телефон, кивнула.
– Да, курьер, будет через полчаса.
– Что привезет? Обед?
– Кофе. У нас капсулы закончились.
– Разве? – удивился Хосе.
Да, он снова превратился в Хосе, едва закончилось обсуждение того, что не касалось только их двоих.
– Осталось несколько штук. Раз у нас сегодня весь день, я решила заказать заранее, так удобнее, никогда не знаешь, в котором часу курьер доедет.
– Но…
Он точно помнил, что в прошлый раз, когда они здесь были, в шкафчике лежали две коробки с капсулами, одна вскрытая, начатая, другая нераспечатанная. В каждой пачке по десять капсул. Когда Кармен успела выпить столько кофе? Ну, допустим, вчера вечером. Может быть, ночью, если не спалось. Но она ведь никуда не торопилась, значит, варила кофе в джезве. «Должна была варить», – тут же поправил себя Хосе. Она была не одна? Принимала гостей?
Снова надвинулась густая горькая чернота, в голову полезли воспоминания: вот она отводит взгляд… Вот не отвечает на вопрос… Вот задумалась о чем-то, опустив глаза, и не рассказывает, о чем… Не улыбается в ответ на шутку…
Он напряг память. Коробки были разного цвета. Начатая – черная, нераспечатанная – какая-то другая, не то светло-коричневая, не то рыжевато-бежевая. Ну да, конечно, все правильно! Зря он расстраивается на пустом месте и унижает сам себя ненужными подозрениями. Эта вторая пачка непонятно какого цвета лежит уже бог знает сколько времени, они к ней не прикасаются, наверное, вкус не тот, купили по ошибке, впопыхах, не прочитав описания, написанного очень мелким шрифтом. Или, если покупали в интернет-магазине, упаковщики могли ошибиться и положить не то, что заказано. Они всегда пьют только самый крепкий, черные капсулы из черной коробки. Коробка распечатана, и в ней, возможно, и в самом деле осталось всего две-три штуки. А вторая коробка просто не в счет.
– Ну, если речь зашла о кофе, то не выпить ли нам по чашечке? – с наигранной бодростью спросил Хосе. – Сваришь?
Ему показалось? Или ее глаза действительно метнулись в сторону? Да что с ним не так, с этим проклятым кофе?
– Сварю, конечно, милый. А себе чайку заварю.
– Не хочешь кофе? – он быстро шагнул к той стене, где висели кухонные шкафчики. – Тогда ради одного меня не стоит заводиться, я капсульный выпью.
Открыл дверцу, достал бумажный пакетик с зеленым чаем и длинную узкую черную коробку с капсулами. Не хватает всего одной. Вторая коробка, оказавшаяся действительно рыжевато-бежевой, лежит на месте. Вскрытая. Но пустая. Он взял ее, поднес к глазам, прищурился. И почему нужно так мелко писать! Не прочтешь ничего, если торопишься.
