Андрей обескураженно слушал и не понимал. Приводил в примеры авторов, никогда не обучавшихся писательскому мастерству и тем не менее добившихся огромного успеха, напряг память и выудил из нее жалкие крохи усвоенного школьного курса литературы: никто из классиков девятнадцатого века не учился в Литинституте имени Горького, потому что в то время не было ни института, ни самого Горького… Убеждал, уговаривал, возражал, как мог.
Все было напрасно. Костик уперся и уступать не собирался.
– Отец мне не простит, если людям в руки попадет откровенно плохая книга, на обложке которой будет стоять имя его сына, – твердо произнес он.
Андрей сдался. Но очень условно. Он верил в свою правоту и в свое чутье, которое так хвалили всегда его работодатели.
– Ну хорошо, твоего имени на обложке не будет. А если будет мое имя, тогда как?
Костик равнодушно пожал плечами:
– Делай что хочешь. Мне все равно. Для меня важно только одно: не опозорить отца и не огорчить его.
Андрей собрался уходить, время уже позднее. Стоя на пороге, сказал твердо и уверенно:
– Книга выйдет. И ты еще сам убедишься, какой классный роман написал! Профессионалы в свою игру играют и в свою дудку дудят, а читателей не обманешь. Когда тебя распробуют и полюбят, издатели на коленях приползут, чтобы ты писал и писал, и тогда тебе не нужно будет скрываться и прятаться, и отец будет доволен. Вот посмотришь, так и будет.
– Делай что хочешь, – негромко повторил Костик.
И по его лицу было видно, что он не поверил ни одному слову Андрея Кислова.
Каменская
Настя припарковалась и, не выходя из машины, позвонила Стасову.
– Ты у себя?
– Я-то где надо, а вот тебя где носит? – недовольно отозвался Владислав. – Мишаня сказал, ты к руководству помчалась. Меня предупредить не соизволила?
– Прости. Ты один?
– Нет.
– Ясно. Я вернулась, но заходить не буду. Освободишься – выйди, ладно?
– Ладно, – пробурчал Стасов.
Значит, либо Латыпов так и не ушел, либо явился кто-то новый. Вообще-то появление нового заказчика – не очень типичная вещь для субботнего дня, но чего в жизни не бывает…
От места парковки до входа в контору всего-то метров сто, если не меньше, но даже на этих жалких метрах она успела продрогнуть, потому что в машине было тепло, и Настя сняла френч, а надевать его почему-то было лень. Утренняя апатия, лишавшая ее сил не только двигаться, но и хотеть чего-то, и так успешно изгнанная Чистяковым, вернулась, и теперь одна только мысль о том, что нужно разговаривать, делать лицо, следить за голосом и словами, думать, что-то решать, вызывала отвращение. Любимая одежка ненавязчивого оливкового цвета так и осталась валяться на заднем сиденье автомобиля.
В общей комнате никого не было, как не было на вешалке и верхней одежды Миши Доценко и Геннадия. Яркий блестящий бомбер Зои одиноко висел на плечиках, стало быть, Василий тоже ускакал куда-то. Как Настя ни напрягалась – не смогла вспомнить, как выглядит то, что он носит. Вроде бы что-то зеленовато-серое с желтой полосой вдоль рукава и с капюшоном. Но это не точно. «Всем дали задание, – вяло подумала она. – Все работают. Одна я как неприкаянная. Какой с меня толк после вчерашнего допроса? Дело не в том, что я внезапно отупела и развалилась, не вынесла напряжения, хотя и в этом тоже, конечно. Меня сделали фигурантом, почти подозреваемым, и в этом главный камень преткновения. Как только я сунусь к кому-нибудь с расспросами, меня тут же обвинят в попытках оказывать давление на свидетелей. Ну, не обязательно обвинят, но при желании – вполне могут. Опера сильно не любят, когда к их фигурантам и свидетелям суются частники. А уж следователи-то вообще ненавидят лютой ненавистью тех, кто близко подходит к полю расследования. Ну как же, тайна следствия, процессуальная самостоятельность! Не моги прикасаться немытыми руками».
Дверь в комнату, где работает Зоя, закрыта, но оттуда доносятся едва слышные голоса, женский и мужской. Настя прислушалась: мужской голос принадлежит Василию. Она с усилием сделала несколько шагов, толкнула дверь и поежилась. В комнате царил жуткий холод, окно распахнуто настежь, Вася расхаживает взад-вперед в накинутой на плечи куртке, которая и в самом деле оказалась с желтой полосой вдоль рукавов, но в целом была не зеленовато-серой, а вовсе даже цвета бордо, причем настолько темного, что его смело можно было считать темно-коричневым. Зоя же сидела перед компьютером, демонстрируя всему миру роскошный бюст умеренного размера, но очень красивой формы, обтянутый тонкой трикотажной футболкой с забавным принтом в виде трансформаторной будки и надписи на английском языке. Надпись в переводе звучала примерно как «Не лезь внутрь! Тебе не понравится то, что ты там найдешь!», только выражено намного лаконичнее и менее цензурно. Насколько Настя помнила, утром на Зое был светло-зеленый джемпер, который теперь висел на спинке пустого стула.
При виде ее оба замолчали, и Настя успела расслышать только последние слова Василия:
– …такая внутренняя эмиграция.
О чем это они? Впрочем, какая разница? У нее нет ни сил, ни желания вникать.
– Арктика у вас тут, – заметила Настя нейтральным тоном. – Не простынете?
– Мне жарко, а Вася притеплился, – невозмутимо ответила Зоя. – Мне почти всегда жарко, я холод люблю. Надеюсь, в ближайшие двадцать минут я не понадоблюсь руководству.
Вопросительной интонации, как обычно, не было, но Настя понимала, что в этой фразе содержится вопрос: можно ли отлучиться на двадцать минут?
– А господин Латыпов еще здесь? – спросила она.
– Сидит, – кивнул Василий. – Только непонятно, чего он тут высиживает.
Настя вспомнила выражение лица продюсера, глядящего на Зою. Очень даже понятно, чего он высиживает. Вот же прибило мужика! Причем в одночасье. Небось, каждые пять минут требует, чтобы Зоя явилась в кабинет Стасова с докладом о проделанной работе. И неусыпного контролера в себе потешить, и на красивое полюбоваться.
– Насчет двадцати минут ничего не гарантирую, но если что – прикрою, – улыбнулась она. – Идите, Зоя.
– Давайте я с вами схожу, – предложил Василий.
– В этом нет смысла, – лицо Зои оставалось безмятежным, – выбирать и покупать пиццу я умею.
– Все равно я не понимаю, зачем ходить-то?! – В голосе молодого сыщика звучало недоумение пополам с отчаянием. Настя поняла, что идет продолжение какого-то спора, начало которого она не застала. – Можно же отлично заказать по телефону или онлайн, ближайшая пиццерия через три дома, принесут в течение получаса. Никто из нас не покупает сам, мы всегда заказываем. И вообще, нормальные люди уже давно никуда не ходят за покупками, если можно заказать быструю доставку.
– И небыструю тоже, – бросила Зоя непонятные слова, потянувшись за джемпером. Подержала его в руках пару секунд и, передумав, снова аккуратно повесила на спинку стула. – Если кто-то из вас голоден – принимаю заявки.
