Время перевалило за полдень.
Мы уже собирались возвращаться, свернули одну из улиц, прошли вперёд.
Шен что-то продолжал говорить. Я не слышала. Я на полушаге замерла перед витриной, и весь мир сузился до пространства за стеклом. В миниатюрных корзинках лежали шоколадные конфеты, конфеты с орехами, шоколадные брикеты.
— Мель, да ты сладкоежка!
Профессионально ненавижу сладкое. Но я не ответила. Я продолжала смотреть, в груди рождалось странное чувство. Вот же, моя работа — а я не могу войти. Мне очень хотелось расспросить про шоколад, сравнить.
Шен схватил меня за руку и затащил в лавку.
— Эй, любезнейший! — крикнул Шен продавцу.
Я осмотрелась… А почему в магазине, явно специализирующемся именно на шоколаде, на витрине нет ни одной шоколадной фигурки? Какое упущение.
Забыв про Шена, я направилась к застеклённым стеллажам.
— Госпожа ищет что-то конкретное? — подобострастно уточнил продавец.
Для начала я всё же собрала мозги в кучу и посмотрела на Шена.
— Мель, ни в чём себе не отказывай, — великодушно отмахнулся он.
— Даже если я захочу весь имеющийся шоколад?
— Если его будет недостаточно, то мы закажем ещё, — спокойно пообещал Шен.
Я пожала плечами. Сам виноват. Как тут устоять?
Я принялась расспрашивать продавца обо всех видах шоколада, какие мог предложить магазин. Белый и молочный меня почти не интересовал, как и конфеты с всевозможными начинками, начиная от ягодных и заканчивая коньячными. Больше всего меня заинтересовали брикеты горького щоколада. Чем выше содержание какао — тем лучше для моих целей.
У меня родилась безумная идея.
— Хочу их! — заявила я, не заботясь о том, что звучит требование капризно и довольно бесстыдно.
Для себя я решила, что обязательно верну долг. Не впрямую, конечно, а ответными подарками. Пары-тройки таэр, полагаю, будет достаточно, но прежде, конечно, стоит уточнить цены.
К продавцу присоединился владелец магазина. Мужчина в возрасте напомнил мне хозяина бутика, в котором я работала. Было какое-то неуловимое сходство, и я решилась задать осторожный вопрос:
— Горький шоколад бывает только в такой форме?
Мужчина озадаченно погладил подбородок:
— Госпожа, на заказ мы может изготовить шары…
— Ясно. Не стоит, — я обернулась к скучающему Шену. — Хочу десять брикетов и мёд.
— Десять?
Похоже, я хватила лишку.
Шен расплатился, причём от сдачи небрежно отказался. Я получила коробку, обёрнутую расписной упаковочной бумагой. Счастливо прижав сокровище к груди, я обернулась к Шену.
— Мель, какая ты сладкая девочка!
Он рассмеялся, но мне за его словами почудился намёк. Неприятный намёк.
Передёрнув плечами, я напомнила, что мы собирались вернуться, и Шен не стал спорить, даже экипаж нанял, так что меньше, чем через полчаса мы добрались до Шумихи. Извозчик, как и вчера, не стал подъезжать вплотную, высадил нас у пустыря.
— Не любят нас, — с деланным огорчением вздохнул Шен.
Я молчала.
Шен проводил меня до выданной мне повозки. Мы остановились перед тремя чугунами.
— Здесь стало меньше?
Заметил, надо же.
— Съела, было очень вкусно и питательно, — с самым серьёзным видом заверила я.
Шен рассмелся.
— Спасибо за прогулку, это было замечательно.
— Мель, сегодня вечером я приглашаю тебя к своему костру.
Глава 18
— Мель!
Я обернулась. Спасение от неудобного вопроса пришло в лице Магды. Женщина замахала, подзывая меня, и я, оставив Шена без ответа, повернулась к ней.
— Мель, скоро обед. Ты должна пойти со мной.
— Мель, встретимся на обеде, — Шен отступил.
Я же смотрела только на Магду. Обычная вроде бы фраза, но почему «должна»?
— Минутку, ладно? — попросила я. — Сниму шаль.
— Быстрее, — Магда не стала спорить.
Я взлетела в повозку, сбросила белую шаль, убрала в первый попавшийся сундук шоколад и поторопилась на приглашение.
Магда схватила меня за руку и нетерпеливо потянула за собой. Я нахмурилась, пытась сообразить, чего мне ждать. Вряд ли сюрприз порадует. Впрочем, я опасалась неприятностей, но не боялась. У меня всё ещё есть козырь в рукаве — обращусь в котёл и сбегу. В крайнем случае — покусаю.
К шатру старухи я вышла с чувством уверенности. Площадка, которая вчера пустовала, заполнилась людьми. Посредине развели костёр, натаскали брёвен, на которых и расселись. Одно бревно оставалось свободным, если не считать притулившегося с краю вчерашнего мальчика. Слева от него стояло деревянное кресло, в котором с комфортом расположилась старуха.
Я начала догадываться, что меня пригласили, чтобы представить.
— Девочка, иди сюда, — махнула старуха.
Магда заняла место на свободном бревне, и я предположила, что место на нём осталось для меня.
Я подошла к старухе:
— Доброго дня, — я сообразила поклониться, но не знала, как низко следует склонить голову.
— Не глупи, Мель.
Я не могла понять, одобряет старуха моё приветствие и ворчит для вида или по-настоящему недовольна.
— Мель, подойди.
Я подчинилась.
Старуха цепко ухватила меня за запястье и заставила повернуться к собравшимся:
— Дети, — заговорила она. — Все мы дети дорог, мы те, кто способны истоптать миры. Порой нас разделяют океаны и пустыни, горы и равнины, но мы всегда остаёмся детьми одного народа. Наша Мель пришла издалека, из мест, где привыкли совсем к другим правилам и обращениям, но для нас это не имеет никакого значения, Мель дитя дороги, и мы признаём её как собственную сестру. Мель, тебе не нужно благодарить. Разве должен ребёнок благодарить мать за то, что она называет его своим ребёнком? Дети, я прошу вас помочь Мель освоиться.
Я улыбалась, но улыбка получалась натянутой. Как я не люблю сладость…
— Садись, Мель. Сегодня у нас семейный обед.
Я подчинилась.
Магда выдала мне миску с густым супом, в котором плавали большие куски мяса, лепёшки и ложку. Я невольно отметила, что угощение более сытное, чем то, которое мне предложили вчера на ужин. Возможно, вчера мне достались остатки со дна, но скорее всего мне просто специально демонстрируют щедрость и обещают сытую жизнь. Что же надо старухе?
Разговоры за обедом были ни о чём, о погоде, о лошадях, о любителе взяток заместителе главы города, о том, что старик Шагер на исходе жизни отправился на запад и забрал с собой красавицу внучку, едва встретившую совершеннолетие, о том, как некая Иола делает успехи, гадая прохожим жертвам по линиям на их ладонях.