— Уходит!
— Вижу! Держи!
— Свет, помоги!
Топот копыт бьёт по ушам. Ещё быстрее!
Сознание начало мутиться. Телу больно, а я уже этого, слава Тьме, не понимаю. Наверное, можно усилием воли сосредоточиться, разогнать пелену, снова окунуться в океан сжигающего изнутри пламени. Нет! Быстрее. Я позволила сознанию угаснуть.
Глава 25
В бесконечном забытье мне чудился запах хвои. Или не чудился. Я же потерялась в лесу… Сознание медленно возвращалось. Я балансировала на зыбкой границе между пустотой и реальностью, в которой меня ждёт… боль. Точно. Меня ждёт боль, потому что меня трижды ошпарило Светом. Не хочу возвращаться. Прими меня, Тьма, обратно.
— Ты умрёшь окончательно, — усмехнулась богиня.
А разве меня не сожгли дотла и не развеяли по ветру?
Мысли потеряли чёткость. Сознание вновь начало угасать. Хорошо.
Окончательно исчезнуть мешал запах. Хвоя настойчиво щекотала ноздри, звала. Я попыталась отмахнуться, но ничего не получилось. Рука не послушалась. Я открыла глаза и упёрлась взглядом в белую рубашку. Я полулежала на кровати, за плечи меня придерживал муж. Это в его грудь я уткнулась носом. Рысёнок гладил меня по волосам, время от времени целовал и просил проснуться.
Я глубоко вдохнула. Странно, но ожидаемой всепоглощающей боли не было. Никакой вообще не было.
— Шани? — заметил муж моё движение. Чуть отстранился, заглянул мне в лицо.
— Кай?
— Очнулась, слава Све… Очнулась.
Муж притянул меня ближе, поцеловал в лоб, сухие губы задержались на коже.
— Шани, что же ты устроила…
По уму бы промолчать, но умалчивать мне показалось кощунством, когда он вот так, с нежностью…
— Я убила Крейса Бжерета.
Сейчас Рысёнок встанет, отшвырнёт.
Кай словно не услышал признания, продолжал меня обнимать и успокаивающе гладить и, наконец, сказал:
— Я знаю, Шани.
И это всё?
— Кай, а как я здесь оказалась? И где «здесь»? Что произошло?
Отключилась я в лесу, погоня хоть и отставала, но след держала. Когда я упала, меня должны были нагнать и уничтожить. Тело продолжило бег? Возможно. Но всё равно непонятно, как я оказалась в незнакомой спальне, да ещё и у мужа в объятиях.
— Как ты себя чувствуешь? — проигнорировал он мои вопросы.
Я задумалась. Боли нет, и это главное. Рука не слушается и, я скосила глаза, туго забинтована. Голодно. А в Рысёнке столько жизненных сил… Муж, должно быть, очень вкусный. Я быстро облизнулась.
— Сносно. Так что произошло? — повторила я.
Рысёнок пожал плечами, помог сесть поудобнее, снова притянул к себе.
— Шани, что ты помнишь последнее?
— Я убила Крейса, вырвалась из окружения. Жрец и несколько воинов бросились в погоню. Я бежала по лесу… Всё.
— Шани, я вряд ли что-нибудь тебе проясню. Ты пропала, предупредив только маму, — в голосе послышался явственный упрёк, но продолжал Рысёнок спокойно. — Я беспокоился, ждал. На шестой день поздно вечером мне стало особенно беспокойно. Я усидеть не мог. Вышел в сад, и на меня ты с дерева рухнула.
Пальцы мужа едва заметно дрогнули.
Согласна, тот ещё кошмар. Вернулась невменяемая, в изодранной одежде. А уж когда Рысёнок раны рассмотрел…
Я почувствовала острый укол совести. Устроила мужу весёлые дни. Он же хранитель, не мог не волноваться — инстинкты. Я совершенно не подумала о дорогом мне человеке. А подумала бы? Иначе я поступить всё равно не могла…
— Мне жаль.
Мы помолчали.
Получается, двое суток я была невесть где и неизвестно что творила. Надеюсь, ничего слишком плохого.
— Давно я с дерева свалилась?
— Вчера.
— Кто меня переодевал? — хотя это меня как раз не волнует.
— Я и мама. Она же все раны обработала.
— Чем?
— Точно не знаю. Какое-то зелье. И вроде бы в состав входит жидкая Тьма.
Щедро.
Рысёнок вновь провёл мне по спине:
— Ты намерена идти до конца, да, Шани?
— Да.
— Отец здесь.
Сначала я подумала, что ослышалась. Но нет, Рысёнок сказал ровно то, что сказал. Спросил, по- прежнему ли я собираюсь убить его отца, получил подтверждение и продолжает обнимать. Инстинкты инстинктами, но не настолько же!
— Кай?
— Около года назад перед смертью тёмная жрица успела проклясть своего убийцу. Им, как ты можешь догадаться, был мой отец. Знаешь, — Рысёнок мотнул головой, — даже сейчас у меня не получается его осуждать. Я ведь был таким же слепцом. Отец верит в Свет, верит жрецам. В конце концов, он всего лишь исполнял приказ. Хотя, как представлю, что кто-то по приказу придёт за мамой только потому что она почитает свою богиню… при том, что, вы обе с ней были правы, в Алосорском корпусе Тьму признают… не равной Свету, просто другой. Один из гимнов, «Прославление жизни», обращается к ним обоим. Я, когда увидел… Так вот, в храме с отца проклятие сняли, но, оказалось, не полностью. Отец слишком переволновался, серьёзно заболел, и побеждённое, казалось, проклятие, снова дало о себе знать. Сейчас целитель говорит, что папе уже не помочь.
Слов у меня не было. Ничего себе последствия, я каплю жизни слизнула, и вон что полыхнуло. Радоваться? Нет.
— Кай, мне жаль.
В ответ Рысёнок чмокнул меня в лоб и продолжил:
— Не больше пары дней осталось. Он гниёт заживо. И, Шани, он уже дважды попросил яд.
— Кай…
— Я подумал, что лучше ты, чем яд. Целители, уже трое, ничего не могут сделать.
— Кай…
Рысёнок решительно встал. Мне ничего не оставалось, кроме как подняться следом. Оказывается, на мне, кроме бинтов, была лишь нижняя сорочка. Звать горничную или маму Кай не стал, сам подал мне платье, помог влезть, довольно ловко справился с шнуровкой, подал туфли.
— Как рука, Шани?
— Не шевелится.
Мышцы разорваны, кости переломаны. Стоит удивиться, что руку вообще не оторвало. Висит, по- моему, только благодаря коже.
— Болит?
— Нет.
Рысёнок вдруг отвернулся. Я увидела, как у него дёрнулся кадык.
— Мне жаль, — в третий раз повторила я, неуверенно приблизилась, тронула за локоть.
— Верю, Шани. Идём.
Рысёнок не сдвинулся с места. Ему понадобилось несколько минут, чтобы справиться с собой. Я терпеливо ждала и пыталась переварить утверждение, что лучше я, чем яд. Безусловно, подход прагматичный и практичный, но ведь я всё равно окажусь убийцей. Сегодня Рысёнок это примет, сам предложил ведь, а завтра вспомнит. Не упрекнёт, он слишком хорош, чтобы перекладывать ответственность за своё решение на меня, но это встанет между нами стеной. Не хочу.
