— Синьора, вы очаровательны, и вам подойдёт любой цвет, однако холодный зелёный подчеркнёт свежесть вашего лица. Розовый цвет — забава для незрелых девушек.
— Тали, а ты умеешь говорить сладко, — прищуривается она.
Я не смущаюсь:
— Разве я хоть в чём-то ошиблась, синьора?
Она улыбается, не скрываясь, окидывает меня оценивающим взглядом.
Я улыбаюсь в ответ, и синьора одобрительно хмыкает:
— Идём, Тали.
— М?
— Где ты видела, чтобы хозяйка кафе носила обноски? Ты ведь собираешься открыть респектабельное заведение, а не придорожную забегаловку? В Крайте обучается немало аристократок, и перед ними ты обязана выглядеть достойно. Что ещё более важно, ты носишь фамилию Катц, фамилию моих сыновей.
На улице нас уже ждёт экипаж, и салон оказывается не менее роскошным и гораздо более удобным, чем салон экипажа дорогой сестрёнки. Мия остаётся дома, с нами едет только личная горничная синьоры. Я не возражаю.
И когда дверца захлопывается, а экипаж трогается, я лишь спрашиваю:
— Насколько я могу быть откровенна, синьора Катц? — и взглядом указываю на горничную.
— Ты можешь, Тали. Что ты хотела узнать?
— Я удивлена вашим радушием.
— О? Всего-то? Тали, если я скажу, что последние десять лет мечтала о дочке, ты мне поверишь?
— Поверю. Однако какое отношение ваша мечта имеет ко мне?
Синьора мелодично рассмеялась, а, отсмеявшись, посерьёзнела:
— Тали, я не собираюсь с тобой воевать, я слишком ценю добрые отношения с супругом.
— Добрые…, — эхом повторяю я.
Не сказать, что я не верю. Синьора выглядит искренней. Если она сейчас лжёт, то я преклоняюсь перед её артистизмом.
— Я родила супругу двух сыновей и живу безбедной жизнью. Стоит ли ставить под угрозу своё благополучие ради некрасивой ссоры? Я, Тали, доверяю супругу. Он любит сыновей, и не обидит их ради тебя. Я доверяю сыновьям. Даже без капиталов отца они сумеют за короткий срок стать состоятельными синьорами. Что такое богатство? Дома сгорают, деньги становятся прахом. Умение превращать монету в мешок золота куда ценнее горстки бриллиантов, правда? К тому же… Супруг составил завещание тайно, и у меня нет никакой уверенности, что супруг планирует разделить своё состояние между Дамиром и Эданом. Не удивлюсь, если мальчики получат лишь незначительную часть, а основной капитал уйдёт пожертвованием в монастыри.
Я даже не пытаюсь скрыть скепсис.
Жениться по расчёту, выставить главным условием рождение наследников, чтобы ставшая разочарованием дочь и ненавистный барон не получили ни монетки, и отдать деньги на благотворительность? Серьёзно? Но вот в то, что синьор Катц мог внести в завещание пару хитрых условий, охотно верю. Например, устроить соревнование, кто из претендентов больше заработает.
Экипаж останавливается на торговой улочке, первые этажи зданий заняты магазинами. Синьора Катц увлекает меня к стеклянной витрине с готовыми платьями. Тёмные тона, сдержанные фасоны, скромная отделка. Ничего не зная о местной моде, я всё равно могу оценить, что платья дорогие, но в то же время пошиты с расчётом на состоятельных простолюдинок. Аристократки подобное не наденут.
— Что скажешь, Тали?
— Синьора Катц, в доме барона я не имела права голоса даже в выборе платье. Вас не слишком затруднит, если я попрошу помочь мне?
— Ах, конечно же я помогу, Тали! Я же уже сказала, что мечтаю о дочке.
— Благодарю, синьора.
— Ты хочешь спросить, почему я не родила дочку после Эдана?
— Синьора, я бы никогда не позволила себе…
— Супруг принял эликсир, и теперь у него могут быть только сыновья.
Горничная распахивает дверь магазина, и синьора устремляется внутрь. Я остаюсь на улице, ошеломлённо смотрю ей вслед.
— Синьорина?
— Да…
Когда я догоняю синьору, она уже цепко удерживает помощницу хозяйки магазина под локоть и что-то ласково объясняет по-поводу модной вышивки, качественной ткани и аккуратных швов.
— Тали, скорее, — оборачивается она ко мне. — Эта милая девушка снимет с тебя мерки.
Глава 23
С ума сойти — я никогда не мечтала стать живой куклой в руках не наигравшейся в детстве синьоры! Или синьора Катц решила действовать от противного и под видом заботы о моём внешнем виде устроила мне форменную пытку?
Из примерочной меня не выпускают два с лишним часа. То есть… Хуже! Меня гоняют туда-сюда. Пойманная синьорой работница магазина на пару с личной горничной синьоры помогают мне облачиться в платье, я предстаю перед синьорой, она меня крутит-вертит-хвалит, затем объясняет, почему стотысячное платье недостаточно хорошо для меня и отправляет попробовать следующий наряд. И ведь в причинах ни разу не повторилась! Девушки избавляют меня от миллионного платья и упаковывают в миллион первое.
На кресле растёт гора отвергнутых вариантов, отдельно висят избранные платья, которые синьора рекомендовала померить ещё раз, как менее безнадёжные.
Я понимаю, что ещё немного и взвою. Я люблю обновки, честно. Но не в таких же масштабах, когда рискую оказаться погребённой под ними! Это как с мороженым. Одна порция — к счастью, а целое ведро — к ангине.
— Это однозначно да!
Пролетевшие два часа разом забываются, когда я вижу в отражении роскошь цвета грозового неба. Тёмно-синий бархатный лиф, пышный рукав три четверти и атласная юбка более светлого оттенка. Платье могло бы показаться мрачным, но всё меняет одетая под него идеальной белизны блуза с кружевными манжетами и строгим воротом.
Я смотрю на себя и не верю, что красавица в зеркале я. Что правильная оправа делает…
— Тали?
Сколько я смотрю на себя, если синьора забеспокоилась и решила позвать?
— Да, простите.
Интересно, что она скажет? Если посоветует отбросить в стог на кресле, то про добрые намерения синьоры можно забыть.
При виде меня, синьора поднимается:
— Тали, восхитительно! Мне уже жалко тех несчастных мужчин, которые тебя в нём увидят. Их сердца потеряют покой навсегда. Ты будто воплощение зимнего вечера.
— С-спасибо.
— И с мехом сочетается, — подаёт голос слегка ошалевшая помощница хозяйки магазина, замученная не меньше меня.
— А?
Девушка краснеет:
— Ваш питомец, синьорина.
И правда! Живая бирюза дополнит образ.
— Фыр-рь, — высказывается дивный дух, и мне чудится в его фырке скрытое самцовое одобрение.
Синьора усаживается обратно на диван и звучно хлопает в ладоши:
