Герцог отвел ее от окна, очень бережно снял с ее головы бриллиантовую диадему и отстегнул шлейф. Почувствовав его прикосновение, Зоя вздрогнула. Герцог стал медленно расстегивать ее платье, и она от смущения зарделась.
Потом его рот ваял в плен ее губы.
Пламя, таившееся в ее груди, разгоралось все жарче. Герцог целовал ее глаза, губы, нежную шею, грудь. Зоя поняла, что герцог прав и нет ничего более великолепного, чем их любовь.
Их чувства были более яркими, чем свет звезд, сверкавших как бриллианты на ночном небе, и глубже, чем море, шумевшее внизу. Для них не имели значения ни звания, ни положение в обществе — все то, что считалось таким важным в придворных кругах.
— Я люблю… тебя…
Эти слова, казалось, витали в воздухе.
Герцог сказал:
— Я люблю твою красоту, моя очаровательная жена, я восхищаюсь твоим умом, и я просто боготворю твою душу, которая разговаривает со мной на языке твоей музыки.
— Ты понял, что, играя для тебя, я… говорила о моей… любви?
— Я прекрасно понимал, что ты чувствовала. А теперь скажи, что ты любишь меня и хочешь принадлежать мне.
— Я… твоя. Я безгранично, страстно, всей душой и телом хочу быть твоей…
— Моя драгоценная, обожаемая, чудесная маленькая женушка!
Зоя почувствовала, как сильно бьется сердце герцога, когда он поднял ее на руки и отнес на кровать.
И вот он уже лежит рядом с ней, его губы целуют ее, его руки ласкают ее тело.
А потом для нее все перестало существовать, кроме него. Страсть, как пожар, охватила их обоих.
Сияние любви окутало влюбленных, восторг охватил их. В порыве любви слились их тела, соединились души, им казалось, что теперь они стали единым существом…
