Усмехнувшись, Герман поднялся со скамейки и направился к Нино и дочери. Ему хотелось вернуться обратно в номер, где они и смогли бы устроить небольшие праздничные посиделки втроём.
Алина вовсю гулила. Этот новый навык весьма впечатлил не только Германа и Нино, но и саму малую. Она всё чаще улыбалась, и Ильинскому казалось, что дочь наконец-то начала расти. В такие моменты, когда смотрел на Алину, думал о том, что даже представлять её в стенах дома малютки ему страшно. До какого-то ступора. Приходилось прогонять мысли о дочери в этих сраных казённых стенах, потому что он верил - она больше никогда туда не вернётся.
- Шампанское будешь? - обратился он к Нино, которая устроилась за импровизированным столом, усевшись на полу по-турецки. Они набросали на пол подушек, уложили мелкую в специальное кресло и разложили тарелки на невысоком прикроватном столике.
- Немного, - согласно кивнула она в ответ, протягивая бокал. - У нас продолжение Нового года?
- У нас свой личный Новый год, - постановил Ильинский, наливая себе и Нино шампанского. - Раз уж тот мы так откровенно просрали. По моей вине.
Он отставил бутылку и поднял тост:
- За тебя.
И когда увидел, как на щеках Нино появился румянец, испытал что-то крышесносное. Такого давно не чувствовал, чтобы вот так - как будто удар под дых. Она быстро отпила крохотный глоток и опустила голову. Волосы закрыли её лицо, а Ильинский бы многое сейчас отдал, чтобы увидеть то выражение, которое было на нём написано.
- Как тебе здесь? Тут процедуры есть, сходи на них обязательно, - неловко начал он разговор, чтобы заглушить установившуюся тишину.
- Мне нравится. А процедуры… я ведь няня Алины. У меня совсем другие обязанности.
- Значит, включим в твои обязанности ещё и процедуры. - Ильинский улыбнулся, давая понять, что желает, чтобы Нино относилась ко всему проще. И добавил: - А если ты станешь не только няней?
Он сразу понял, что сделал неверный шаг. Улыбка всё ещё растягивала его губы, а вот чувства внутри буквально кричали о том, что сейчас вся та лёгкость, которую он ощущал, исчезнет.
- Не только няней? - выдохнула Нино. - В каком смысле?
- Ты не подумай чего-то лишнего…
Чёрт! Что он несёт? Будь Герман на месте Нино, наверное, уже бы вскочил и умчался куда подальше. Не самого презентабельного вида мужик говорит, что волноваться не нужно, потому что он имел ввиду совсем не то…
- Может, ты согласишься взять опеку над Алиной? - выдал Ильинский, когда понял, что отступать некуда. - Это даст тебе почти что равные права со мной.
Он произнёс эти слова и даже поморщился от того, как они прозвучали. Будто они тут новый договор подписывают, к которому ни он, ни Нино не готовы.
- Взять опеку? - выдавила она из себя, отставляя бокал с шампанским, и Герман понял, что умудрился просрать ещё и этот Новый год.
Но когда она поднялась на ноги, сделал ровно то же самое, оказываясь лицом к лицу с Нино. Их разделял только прикроватный столик, на деле же - гораздо большее.
- Да. Взять опеку над Алиной. Стать ей… матерью.
Он не сразу понял, что произошло. Нино метнулась к выходу из номера, он - инстинктивно перегородил ей дорогу. Схватил за локоть, ведомый одним-единственным желанием - чтобы она не сбежала. И несмотря на желание отстраниться, дать Нино уйти, так и продолжал держать её руку в своей. И чувствовал при этом то, от чего сходил с ума.
- Мне… мне нужно подумать, - вглядываясь в его лицо, шепнула Нино. Ильинский понимал, что она видит - изуродованного мужчину, от которого хочется спрятаться как можно быстрее и дальше. Потому просто отступил, давая ей возможность уйти.
Когда за Нино закрылась дверь, Алина посмотрела на него серьёзно, даже лепетать перестала. Что ж… он снова умудрился испортить то, что ему самому казалось бесконечно важным. Значит… Герман Ильинский напрочь не умел строить нормальные взаимоотношения. И с этим, наверное, нужно было смириться.
Часть 15
Только оказавшись в уединенном пространстве отведенной ей спальни, где царили тишина и полумрак, нарушаемый лишь миганием праздничной гирлянды, Нино смогла перевести дух. Прислонившись спиной к двери, она прислушивалась к тому, как постепенно затихает бешеный стук сердца, сменяясь более размеренным и спокойным ритмом. И сама при этом не знала, что было причиной этой аритмии – испуг перед тем, что сказал Герман, или то, что он сделал.
Ей казалось, что след его прикосновения и сейчас ещё горит на коже в том месте, где он коснулся ее локтя. Но ещё острее, чем это касание, она ощущала его взгляд, в котором сплелось столь многое, что невозможно было отвести глаз. И отказать ему в чем бы то ни было – являлось невозможным тоже.
Сейчас, когда к ней вновь вернулась способность спокойно и здраво мыслить, Нино вынуждена была признать, что, вероятнее всего, поняла все абсолютно неправильно, увидев в словах Ильинского то, чего там вовсе не было. А именно – желания стать одной семьёй, чтобы вместе воспитывать Алину. Да и откуда оно могло в нем взяться, это желание? Все же она была и для него, и для Алины совершенно посторонним человеком. Но, тем не менее, он хотел, чтобы она взяла над его дочерью опеку. Вот только зачем – Нино этого совершенно не понимала. Также как не имела ни малейшего понятия о тонкостях подобных дел. Разве не должна она состоять в законных отношениях с Ильинским, чтобы иметь право оформить опеку над Алиной? И имел ли он тогда в виду, что они должны будут заключить между собой фиктивный брак? В голове вертелось так много вопросов, что от этого безумного хоровода стало болезненно пульсировать в висках. И, наверное, ей следовало бы просто пойти и спросить обо всем Германа, но Нино к этому была совершенно не готова. Тем более, что и у нее самой пока не было ответа на его предложение.
Присев на кровать, она задала себе самый главный вопрос – а сможет ли она когда-нибудь вообще расстаться с Алиной? И сама себе ответила: нет. Ещё в тот момент, когда решила вернуться к этой работе, Нино уже понимала, что девочка значит для нее гораздо больше, чем просто ребенок, за которым она должна временно присматривать. И предложение Ильинского – это ее шанс стать для Алины кем-то куда более близким и важным, чем просто няня. Но вместе с тем, спрашивая себя, готова ли она остаться для самого Германа всего лишь прислугой, пусть и той, которой он решил доверить свою дочь, Нино понимала, что эта перспектива тоже вызывала в ней неприятие. И в этом плане абсолютно ничего не поменялось – что много лет тому назад, что сейчас, ей мучительно не хотелось быть в жизни этого мужчины всего лишь проходным эпизодом.
Она вспомнила, каким привлекательным он казался ей тогда – в их первую и единственную встречу. И была вынуждена признать – это для нее не изменилось тоже. Пусть даже сейчас она уже была не той беззаботной девчонкой, а его лицо теперь рассекали шрамы – рядом с ним она не замечала ни этих чудовищных отметин, ни прожитых лет, наложивших на душу свой отпечаток. Но также, как и в то время, понимала – данный человек для нее недосягаем. Какими бы ни были причины этого, итог получался один и тот же.
