- Если ты снова пропадёшь или сделаешь всё, чтобы я решила, будто бы тебе не нужна, это будет последний раз, когда ты меня видел, Ильинский.
Он растянул губы в улыбке. С трудом. Потому что улыбаться совсем не хотелось. Зато хотелось иного - вскочить на ноги и прижать Нино к себе. И рассказать всему миру, что теперь он - абсолютно счастливый сукин сын, даже если этого совершенно не заслужил.
- Не пропаду… и ты мне очень нужна.
Он поднялся, прижал Нино к себе, осторожно, словно боялся поломать и это хрупкое счастье, и эту хрупкую женщину, которая была удивительно сильной. И добавил тихо:
- Я тебя люблю…
И услышал эхом то, что сделало его окончательно цельным:
- И я люблю тебя тоже…
Эпилог
- О чем ты сейчас думаешь?
Нино, стоявшая посреди собственного садика и задумчиво смотревшая куда-то вдаль, с улыбкой обернулась к Свете, когда-то поспособствовавшей тому, что она нанялась няней к Герману, а теперь являвшейся ее лучшей подругой. Та нередко приезжала в гости к брату и постепенно, как-то незаметно и естественно вошла в жизнь Нино – уже не как временная коллега по работе, а как ещё один близкий человек.
- О том, что надо посадить новые лилии, - ответила она Свете беззаботно, а затем, уже иным, серьезным тоном, добавила:
- И о том, что все получилось… нечаянно счастливо, - Нино перевела взгляд на шестимесячного Глеба – их с Германом первого сына, которого держала на руках. Впрочем, она была абсолютно уверена, что у него и Алины ещё появится как минимум один брат или сестра. И никто из них никогда не будет одинок. Никто не повторит ее судьбу, на которую, впрочем, жаловаться в конечном итоге было просто грешно.
Наверное, все, что с ней происходило в жизни, даже самое трудное и больное, вело ее к этому моменту – моменту абсолютного счастья. Теряя, она научилась ценить и оберегать. И быть благодарной за все, что имеет, а не роптать о том, чего нет.
Оказалось, что когда тебя поддерживают и в тебя верят – гораздо проще простить себе вину, что сжирала изнутри годами. Потому что то, что было в прошлом, все равно не исправить, а вот в будущем можно сделать все на свете ради счастья тех, кого любишь. Простая вроде бы истина, которая далась ей так тяжело.
- А ведь именно тебя я должна благодарить за то, что оказалась здесь, - снова заговорила Нино и Света в ответ лишь беззаботно отмахнулась:
- Ерунда. Я просто подумала тогда… что иногда лучший способ залечить боль – это вынужденно через нее переступить. Прожить заново, если понадобится, а потом – отпустить.
- Не подозревала, что ты такой философ, - усмехнулась Нино в ответ и Глеб вдруг загукал ей в тон, словно что-то понимал в этих взрослых и таких далёких от него разговорах.
- Он просто прелесть, - выдохнула Света и, не удержавшись, потрепала Глеба за щечки, в ответ на что тот радостно засмеялся, явно довольный этим вниманием и лаской.
- Весь в отца, - хмыкнула Нино, с любовью глядя на сына.
И это действительно было так. Все чаще она улавливала в Глебе черты и мимику Германа и это вызывало внутри какие-то совершенно невероятные эмоции и особое счастье от понимания того, что в их детях продолжается их жизнь, которая обязательно будет счастливой, потому что они с мужем все для этого сделают. Хотя и не смогут, конечно, уберечь ни Алину, ни Глеба, от собственных шишек, которые те неминуемо набьют на своем пути, но зато, чтобы ни случилось, их дети всегда будут знать, что у них есть любящая семья, на которую можно опереться.
- А так и не скажешь, - расхохоталась в ответ подруга и тут же замолчала, когда увидела, как от дома к ним направляются сам Ильинский и топающая рядом с ним Алина.
- Болтаете? – поинтересовался Герман, а Нино вдруг вспомнила, каким он был при их первой встрече в этом доме и в очередной раз поразилась тому, насколько человек, которого видела перед собой теперь, разительно отличался от той хмурой тени. И от осознания, что именно она смогла сделать Германа Ильинского счастливым, хотелось смеяться и плакать одновременно.
- Я, пожалуй, пойду в дом, - поспешила ретироваться Света, а Герман, подхватив Алину на руки, присел в одно из плетеных кресел, стоявших в саду.
Ни он, ни Нино, не торопились нарушать установившегося между ними умиротворённого молчания, попросту не требовавшего слов. В этот летний вечер, в уютном садике, за которым Нино ухаживала сама, любой иной шум, кроме мелодичного стрекота цикад, казался каким-то лишним и пустым. И все же, через какое-то время, взглянув на Нино как-то странно, Герман спросил:
- Ты не скучаешь по Грузии?
В ответ она смотрела на него некоторое время, затем перевела взгляд на дом, который теперь, в окружении цветов и зелени, казался словно бы сошедшим с какой-то пасторальной картины, и в нем, как и в Германе, совершенно не осталось прежних хмурых черт того неприветливого жилища, в котором она боялась сделать лишнее движение. Оба они словно преобразились и глядя на это, разве могла она о чем бы то ни было жалеть?
- Скучаю, конечно, - призналась негромко, а перед мысленным взором проплыли старые улочки Тбилиси и все связанные с этим городом воспоминания. Главным образом – об отце, которого не знала, и родных, которых оставила там. – Но главное ведь не место. Главное – люди. И мой дом только там, где ты. А к тете и бабушке мы всегда можем поехать в гости.
Герман медленно растянул губы в улыбке и притянул их с Глебом к себе, а она, доверчиво прижавшись к нему, просто слушала, как размеренно стучит у него в груди сердце, способное любить так, что ничто иное не имело значения. Ни былые рубцы на ее душе, ни шрамы на его лице и теле, которых попросту не замечала в том, кого любила до безумия.
- Можем, конечно, - ответил Ильинский и, в свою очередь посмотрев на дом, хитро улыбнулся и добавил:
- Но, надеюсь, ты будешь рада узнать, что Грузия пожаловала к нам сама.
Проследив за его взглядом, Нино обнаружила, что из дома к ним идёт шумная процессия, состоявшая из бабушки Этери, Татии и ее мамы, а в руках они несли, кажется, запас еды, которого хватило бы, наверное, на целую неделю.
И в этот момент Нино поняла, что, оказывается, у счастья просто не существует пределов. И что счастье – ещё больше и ярче, когда ты можешь разделить его со всеми родными людьми.
Алина была задумчива. Когда сидели впятером в кафе Вернаццы, куда отправились, устав бродить по узким живописным улочкам, Герман смотрел на дочь, пытаясь понять, что именно может её беспокоить, но предположений об этом у него не имелось. Ровным счётом никаких.
Алина очень любила путешествия. Они часто ездили по разным городам Европы с Нино и Глебом, а когда родилась маленькая Таня, ненадолго отложили поездки, и вот теперь впервые после пополнения семейства отправились дальше, чем на детскую площадку возле дома.
