- Мне кажется, Алина грустит, - проговорила Нино, когда они вернулись в отель, где нужно было уложить малышей спать. Старшая дочь уже считала себя слишком взрослой для того, чтобы тратить время на дневной сон.
- И почему, как думаешь? - нахмурился Герман.
- Не знаю. Но мне кажется, что мы уделяем ей мало времени.
Ильинский хмыкнул. Он не считал, что Алина получает недостаточно внимания, хотя, возможно, в словах Нино имелось здравое зерно.
- Окей. Тогда мы с Алиной пойдём погуляем вдвоём. А ты отдохни, пока Глеб и Таня спят.
Он поцеловал жену, после чего позвал старшую дочь и, получив заверения, что она будет не против сходить к морю, взял её за руку и вышел из номера.
Вернацца напоминала ему Тбилиси, потому сюда Герман планировал ещё не раз вернуться. Те же домики, льнущие друг к другу, словно поодиночке, без поддержки, не смогли бы выстоять, тот же цветочный запах и ощущение умиротворения.
Алина шагала по улочке, всё ещё сосредоточенно хмурясь, Герман - шёл чуть позади. И когда достигли выхода к морю, Алина просто подошла к кромке воды и стала смотреть вдаль.
- Тебя что-то беспокоит? - задал вопрос Ильинский, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, на деле же испытывая настоящий калейдоскоп самых разнообразных эмоций. Начиная от непонимания, что именно происходит, заканчивая потребностью вызнать всё, даже если это было секретом Алины.
- Я просто…
Дочь заложила руки за спину и всмотрелась в бескрайнее море. Как так вышло, что она настолько быстро повзрослела? Герман этого не понимал. Кажется, совсем недавно он только узнал о её наличии. Только недавно взял на руки крохотный свёрток, в котором лежала такая хрупкая малышка. А после именно её появление принесло в его жизнь столь многое, что он не переставал благодарить за это небеса.
- Просто..? - напомнил он ей о недосказанном, когда пауза излишне затянулась.
- Да… я просто не совсем понимаю, что значит любовь.
У Германа глаза на лоб полезли. Он ожидал услышать, что угодно - например, что Алина хочет новую, стопятую куклу, или что действительно считает себя позаброшенной. Но только не это. Даже не по себе как-то стало, потому что не понимал, куда клонит дочь.
- Что значит любовь? - переспросил он.
- Да. Что она значит?
Алина повернулась к нему, и он увидел по глазам, насколько важным было для неё получить ответ на этот вопрос. А что он мог ей ответить? Только то, что знал сам, пусть это знание и было глубоко субъективным.
- А почему ты об этом спрашиваешь? - осторожно уточнил он, подходя к дочери ближе и присаживаясь рядом с ней на корточки. И услышал ещё более неожиданное:
- Потому что я кажется влюбилась. В Петю Воронцова. Ты его помнишь?
Ильинский едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Нет, чувства его дочери к Пете совсем не вызывали у него смех, просто облегчение, что причина всего лишь в этом, затопило его с головой.
- Да, я помню его.
Он уселся по-турецки на берегу и притянул Алину, устраивая её перед собой. Втянул аромат её волос и всмотрелся в бескрайнюю даль синего моря.
- Любовь - это чудесное чувство. Это то, что я испытываю к тебе, к твоей маме, к Глебу и Тане. Это желание отдавать всего себя и знание, что получаешь в ответ такую же любовь.
- Я как раз Пете сделала открытку, а он мне сделал такую же, - серьёзно кивнула Алина.
- Вот… А ещё это понимание, что без любимых людей невозможно дышать. И они и есть то, что составляет каждый твой день, каждую минуту, каждую секунду. Когда не видишь их мгновение, а уже кажется, что соскучился так, будто любимых не было рядом целый век…
- Это и есть любовь? - Алина повернулась к Герману и взглянула на него очень и очень серьёзно.
И он ответил, сдержав улыбку, хотя, видит бог, ему хотелось смеяться от счастья:
- Это и есть любовь…
