Она вышла следом за ним на воздух и только когда вдохнула глоток свежего кислорода, в голове Евы стало проясняться. И те мысли, которые там появились, ей решительно не понравились. Значит, она подала ему идею…
Ева устроилась в машине рядом с Адамом, который плавно выехал на дорогу от обочины. Невольно залюбовалась тем, как он сжимает руль длинными сильными пальцами. Как бросает взгляд в зеркало заднего вида, словно бы небрежно, будто знает, что никаких помех кругом нет. Вообще ни единой. Включая его секретаршу, застывшую рядом бесплотной тенью.
А Ева лишь поджимала губы, сдерживаясь, но понимала, что не сможет промолчать. Повернувшись к нему всем корпусом — насколько позволял ремень безопасности — она прищурилась и проговорила тихо, но отчётливо:
— Скажите, босс… Вы сказали, что я сегодня практически поработала вашей музой… В связи с чем у меня возник один вопрос: вы правда считаете меня скромной и зажатой?
Он знал, что она спросит об этом. Знал, что мог ее обидеть своим замечанием и все равно сказал то, что сказал. Но ведь это была сущая правда.
Годами компания «Левандовски» производила на свет духи, которые рекламировали с афиш и телевизионных экранов роковые красавицы. И стоили флакончики этого удовольствия столько, что многие женщины просто не могли себе их позволить. Хотя Адам всегда следил за тем, чтобы цены на продукцию «Левандовски» были разумными с учётом всех затрат при производстве.
Но сейчас, когда в его офисе появилась Ева — простая девушка с довольно заурядной внешностью, которую сама же дополнительно портила нелепыми нарядами — Адам словно заново осознал, что мир состоит не только из красоток модельного вида, но и из женщин всех возрастов, которым порой просто не хватает уверенности в себе. И он намерен был использовать эту мысль при рекламе нового аромата. А ещё — он собирался установить на него весьма демократичный ценник. Чтобы этот парфюм могла позволить себе если и не каждая, то, во всяком случае, большее количество женщин, чем прежде.
И он действительно был благодарен Еве за то, что она натолкнула его на эту идею. Вот только вместо выражения благодарности у него вышло почти что оскорбление.
— Я ожидал этого вопроса, — откликнулся Адам после непродолжительной паузы, не отрывая при этом взгляда от дороги, где в грязно-сером калейдоскопе проплывал унылый пейзаж начала зимы. И повсюду, куда ни кинь глазом — были лишь голые деревья и неказистые промышленные строения. Его лаборатория в этом районе выглядела практически архитектурным шедевром в своей зеркальной красоте облицованных стеклом наружных стен. — Интересно, Ева, какого ответа вы от меня хотите? — спросил он в свою очередь. — Как человеку вежливому, мне стоило бы вам солгать. Как человеку честному — сказать правду. А как мужчина… я не хотел вас обидеть. Но будем откровенны: в день, когда вы пришли устраиваться на работу, вы показались мне именно такой — скромной и зажатой. Конечно, потом я понял, что первое впечатление было… несколько обманчиво. Но тогда… Думаете, я не заметил вашей неловкости и того, как неуютно вы чувствовали себя в моем кабинете среди всей окружающей обстановки? Как выставили перед собой сумку, словно бы отгораживаясь, как сидели на самом краешке стула, готовая бежать? Как краснели от одного упоминания слов «секс» и «минет»? — Он усмехнулся, вспоминая, как она вылетела из его кабинета, кинув на прощание вызывающую фразу, от которой сама же и смутилась. — Я замечаю все, Ева. Все, — добавил Адам, многозначительно подчеркнув последнее слово и, повернувшись к ней, несколько долгих секунд изучал ее лицо. В голове непрошено всплыл разговор с Никой, и он снова задумался о том, что от него могла скрывать его секретарша. Хотя ее утреннее замешательство могло быть всего лишь следствием его неожиданного вопроса. В любом случае, причин и дальше копаться в этом у него не было. А вот того, о чем действительно следовало подумать — предостаточно. — Так вот, — продолжил свою мысль Левандовский, — я вспомнил вас в тот момент и подумал — а скольким женщинам, быть может, не хватает какой-то малости для того, чтобы почувствовать себя другой? И я уверен, парфюм — это именно та вещь, которая может помочь им ощутить себя иначе, совсем по-новому. Я хочу, чтобы этот аромат получился умопомрачительным. Сводящим с ума. Дурманящим. До такой степени, чтобы мужчина, едва почувствовав его запах — захотел ту, что его носит. Признайтесь, Ева, вы бы хотели иметь подобный парфюм? — Он снова посмотрел на нее изучающе. Возможно, если ее переодеть, накрасить и уложить волосы в стильную прическу — ей бы не понадобились никакие ухищрения вроде его нового — и пока витающего в воздухе лишь в виде идеи — аромата. Но об этом он ей говорить не будет. По крайней мере, сейчас. — Кстати, — добавил Адам как бы между прочим, — как вы смотрите на то, чтобы на правах моей музы — каковой действительно и являетесь — стать лицом нового аромата «Левандовски»?
Речами Левандовского можно было заманивать в ад, в рай, на скалы или бог весть куда ещё. Но Ева стоически держалась до конца его тирады, стараясь не выдать своих эмоций. А их, ожидаемо, было предостаточно. Начать с того, что Адам в деталях описал их первую встречу. Не то чтобы она была слишком давно, чтобы она о ней уже забыла, но она — это она. Предположить, что и Левандовский помнил всё до чёрточки, Ева не могла. До этого момента. И хоть существовала вероятность, что это случилось потому, что он с интересом наблюдал за ней, как наблюдают за мартышкой в зоопарке, Еве хотелось думать, что она произвела впечатление на Адама. Хотя бы вот такое, как он описал.
— Первое, что мне хотелось вам ответить: «Нет!». Дважды «нет». Но это бы лишь утвердило вас в мысли, что я зажатая и скромная. А подобного я не желаю. Но если говорить по существу…
Она отвернулась и принялась смотреть в окно. Всё лучше, чем глазеть, как влюблённая школьница на объект своего воздыхания. Левандовский мог быть правым в том, что касалось деталей, но в сути он ошибался. Она чувствовала себя неуютно тогда не среди окружающей обстановки. Она чувствовала себя так потому что он был рядом. Потому что знала, чем это закончится. Хотя, кому она лжёт? Она даже не предполагала, чем именно всё завершится.
— Так вот, если говорить по существу, — намеренно растягивая паузу, чтобы подобрать слова, но так и не поворачиваясь к боссу, продолжила она, — то иметь в своём арсенале духи, чтобы при их использовании на меня слетались как пчёлы на мёд все мужчины окрестностей, я бы не желала. Только представьте: еду я в трамвае на работу — а сажусь я обычно в хвост — и тут меня начинают брать в кольцо все представители сильного пола в радиусе десяти метров. А если водитель окажется мужчиной?
Последнюю фразу она произнесла намеренно истерично, вновь поворачиваясь к Адаму и округляя глаза. Всё это начало её забавлять, по крайней мере, она снова почувствовала себя так, как в моменты, когда они с Левандовским общались в подобном шутливом ключе. И где-то внутри узел напряжения стал ослабевать.
— Но если бы это помогло мне обратить на себя внимание того единственного, кого я хотела бы видеть рядом с собой — да, конечно. Я бы желала для этого иметь в арсенале такие духи. Впрочем, вам нужно подумать о том, что будет, если аромат испарится. Дурман исчезнет, и мужчина — гипотетический, разумеется, — перестанет меня хотеть?
