— Кофе, пожалуйста. И — да. Это ответ.
Пока Адам ждал свой кофе, в голове у него бились ее слова: «На любых ваших условиях». Как это было, черт возьми, понимать? Неужели после всего, что уже сказал, она думала, что он все-таки станет оговаривать с ней какие-то «грязные подробности»? Стало тошно. От нее, от всей ситуации в целом и от себя — потому что так и не прекратил все это. У Адама было ощущение, что все, что он говорит, вылетает в какую-то бездонную трубу, а они с Евой, как двое слепо-глухих, продолжают ходить по одному и тому же кругу.
Когда она вошла с подносом, он сделал то, что считал единственно верным в сложившихся обстоятельствах: позвонил своему юристу. Если он и его секретарша не в состоянии понять друг друга самостоятельно — значит, им нужна третья сторона. Во избежание кривотолков.
— Юра, зайди, — сказал Адам коротко в трубку и сделал Еве знак занять место напротив себя. Отложив телефон, придвинул к ней пачку купюр, лежащих на столе:
— Ваш аванс. Пока наличными, позже — на карту.
Он побарабанил пальцами по столу, потом всё-таки добавил:
— Если вам нужны деньги — я выплачу вам компенсацию. Потому что пленных — не беру. Если же вы считаете, что в состоянии терпеть меня и дальше — в том числе в роли фиктивного мужа — то сейчас придет мой юрист и вы выскажете ему все свои условия и пожелания. Надеюсь, так мы сумеем договориться быстрее.
До того момента, как в селекторе раздался голос Левандовского, Ева успела трижды известись, пять раз — остановить себя, чтобы не вернуться в кабинет босса и не попросить дать ответ прямо здесь и сейчас. Четырежды садилась за компьютер искать себе новое место работы, но не могла сосредоточиться ни на чём. Слова расплывались перед глазами, и Ева почти ничего не понимала из того, что читала.
На том, что касалось непосредственно дел Левандовского, сосредоточиться по понятным причинам она не могла. Ей казалось, что она попала в дурной сон, и очнуться от него возможности пока не имеет.
В общем и целом, к минуте, когда Адам произнёс четыре слова: «И — да. Это ответ», Ева начинала подумывать о том, чтобы предложить Левандовскому работать на него пару месяцев бесплатно в качестве компенсации за то, что она уже успела натворить.
В кабинет босса она возвращалась с каким-то противным царапающим чувством, которое появилось внутри ещё вчера, и становилось с каждым мгновением всё сильнее. Уже знала, что всё, произошедшее меж Адамом и ею, больше не повторится. И, вопреки доводам здравого рассудка, который нашёптывал ей, что это даже к лучшему, испытывала странное ощущение потери.
Устроившись за столом Левандовского, пытаясь совладать с отчаянно колотящимся о рёбра сердцем, Ева смотрела прямо перед собой, не понимая, что ей говорить или делать, чтобы не испортить то немногое, из-за чего босс всё ещё терпел её в качестве секретарши, и, судя по его словам, собирался терпеть в качестве своей фиктивной жены.
— Да, мне нужны деньги, — покосившись на лежащие перед ней купюры, кивнула она, — но я бы предпочла, чтобы вы платили мне за честно выполненную мной работу, а не компенсировали то, что, скорее, компенсировать должна вам я. Что же касается того, готова ли я вас терпеть, то вы не совсем верно подобрали эпитет. Точнее, совсем неверно. Несмотря на некоторые наши… разногласия и…
Она замялась, подбирая слова. Несмотря на концерты, которые она устраивала? На то, что до сих пор считала, что не только она виновата в случившемся? Нет, этого говорить точно не стоит. Только не сейчас, когда появилось хоть какое-то хрупкое подобие взаимопонимания, и когда испортить всё можно было одним неосторожно произнесённым словом.
— И несмотря на то, что происходило в последние несколько дней, я вас вовсе не терплю. Вернее… Мне не приходится вас терпеть потому что я не делаю над собой никаких усилий, когда я рядом с вами.
Господи, что она несёт? Какие усилия можно делать над собой, когда ты в компании Левандовского, занять место возле которого в очередь выстраиваются? И который щедро платит за то, за что другие не дали бы и копейки.
— В общем, вы мне очень приятны, Адам Данилович, как мой босс, разумеется, — добавила она, вновь упираясь взглядом в стол перед собой. Она не знала, смотрит ли на неё Левандовский, но от того, чтобы всё же решиться и взглянуть на него, её избавил вошедший в кабинет юрист.
— У меня нет никаких условий и пожеланий, — выпалила Ева сразу, как только Юрий Ростиславович устроился за столом, предварительно положив на него какие-то бумаги. — Я подпишу всё, что скажете, и что нужно Адаму Даниловичу. Даже если там признание в убийстве Кеннеди.
Она пыталась хоть как-то перевести разговор в то русло, в которое он направился при знакомстве с Левандовским, и в котором находился до того момента, как босс сообщил Лучаку про их свадьбу с Евой. Но на этот раз получалось как-то натянуто, и весёлых ноток в её словах почти не было.
— Хотя, я очень надеюсь, что обойдётся без подобного.
Что она несёт, черт бы ее побрал?
Адам слушал свою секретаршу со всё нарастающим удивлением. В ней не осталось и следа той фурии, что вчера устроила аншлаг в бутике «Prada», какого там не видали даже в день открытия. Теперь перед ним сидела прежняя Ева — покорная и на все готовая. И Адам не мог решить, какая из ее ипостасей его настораживает больше. Он вообще уже не мог понять, где среди всего этого настоящая Ева. И ещё меньше мог понять, почему ему так важно это знать.
Единственное, чем он мог хоть как-то объяснить ее очередное преображение — это тем, что ей действительно до такой степени нужны деньги, что она пошла на попятный. Нужны настолько, что сидит сейчас напротив него — извращенца и мерзавца — тише воды, ниже травы, и даже не кривится. Хотя о чем это он? Ведь внезапно выяснилось, что он ей крайне приятен — как босс, разумеется. И она его вовсе даже не терпит, а совсем напротив — для нее быть с ним рядом чуть ли не удовольствие, да такое, что аж от счастья вся светится.
Вот только он ни черта не верил ни единому ее слову.
Откровение же про Кеннеди доконало Левандовского окончательно.
Он расхохотался — громко, не сдерживаясь, и не столько над ее попыткой пошутить, сколько над всем происходящим. Готовность подписать все, что он хочет, была чересчур разительна со вчерашним заявлением, чтобы он проваливал со своими товарно-денежными поползновениями к Веронике. И, возможно, ему так и следовало бы сделать. В этом случае он просто потерял бы часть своего состояния, с Евой же был опасно близок к потере рассудка. Потому что, по всей видимости, секретарша вознамерилась свести его с ума.
— Извините, — сказал Левандовский, отсмеявшись. — Просто раньше я думал, что шутки про ПМС — это выдумки, а теперь начинаю подозревать, что суровая реальность. — Он криво усмехнулся, покачал головой и повернулся к своему юристу:
— Юра, у меня тоже нет никаких условий. Поэтому просто составь, пожалуйста, брачный договор. — Панов тут же подвинул к Адаму принесенные бумаги и тот быстро пробежал их глазами. — Хорошо, — кивнул Левандовский и посмотрел на Еву:
