Один ученый-ботаник рассказывал ей, что индусы считают, будто лотос существовал еще до того, как был создан мир, и все на земле произошло именно из этого цветка, отличающегося величием и совершенством.
Он показал ей гигантский красный лотос, который напомнил Доминике темно-пурпурную розу, мирно покоившуюся на огромных зеленых листьях, плававших в воде.
— Мне приходилось видеть огромные озера в тех местах, где ни разу не ступала нога человека, поверхность которых была полностью покрыта красными и белыми цветами лотоса, — рассказывал ей ученый. — Лотос считается цветком Будды, поэтому он служит основанием для большинства его статуй.
Доминика была уверена, что лорд Хокстон вспоминал именно об этом, когда продумывал интерьер ее спальни.
Темно-зеленый ковер на полу напоминал листья, а спинка кровати была вырезана в виде лепестков лотоса и окрашена в белый цвет с едва уловимым розовым оттенком. Стены также были белыми, и лишь у самого потолка чуть розоватыми. На портьерах руками местных мастеров был выткан узор из переплетенных цветов лотоса.
Единственная картина, висевшая на стене, изображала Будду, сидевшего в окружении полураспустившихся бутонов лотоса. Она была написана с таким мастерством, что ее красота вызвала отклик в душе Доминики и пробудила в ней те же чувства, которые она испытывала, слушая музыку.
Неожиданно растрогавшись, Доминика снова подошла к окну, надеясь увидеть лорда Хокстона, но его нигде не было. Лишь яркий солнечный свет заливал все вокруг, сверкая и переливаясь в брызгах водопада, и буйные краски цветов в саду казались еще ярче.
» Мне кажется, я вижу, как они распускаются под лучами солнца «, — подумала Доминика.
Она долго смотрела на цветы и на долину, где постепенно рассеивался туман, пока наконец не спохватилась, что ей уже давно пора одеваться.
Из ее спальни дверь вела в ванную комнату, и, умывшись, Доминика надела одно из очаровательных муслиновых платьев, которые мадам Фернандо называла» простенькие утренние платья «.
Доминике они вовсе не казались простенькими, но они были ей к лицу, а поскольку ей хотелось выглядеть как можно лучше, она по-новому уложила волосы. Нежными волнами они спускались на ее щеки, а сзади были заплетены в длинную толстую косу, заколотую высоко на затылке.
Ей было трудно справляться с такими длинными волосами, а эта прическа не требовала особых усилий и к тому же очень ей шла, при этом добавляя ей роста.
Едва она успела завершить свой туалет, как в дверь постучали.
— Войдите! — сказала она.
Вошел слуга, держа в руках поднос, на котором стояли небольшой чайник с чаем, чашка и кувшинчик с молоком.
— Доброе утро, Нона, — произнес слуга, используя португальское слово, которое соответствовало обращению» мадам «.
— Доброе утро, — ответила Доминика.
— Вы рано вставать, Нона, — с улыбкой заметил слуга. — Я приносить чай, но на веранда есть завтрак.
— В таком случае я буду пить чай на веранде, — улыбнулась Доминика.
Слуга пошел вперед, показывая ей дорогу. На широкой веранде, куда вели двери из столовой, на столе, застеленном белой льняной скатертью, был накрыт завтрак.
Не было видно ни лорда Хокстона, ни Джеральда, и Доминика не могла решить, следует ли ей ждать их.
Но у слуг на этот счет сомнений не было, они сразу же налили ей чаю и положили на тарелку кусочек папайи.
Доминика приступила к еде, поскольку этого, видимо, от нее и ждали, стараясь есть очень медленно» в надежде, что лорд Хокстон скоро появится.
Не успела она проглотить нескольких кусочков, как из-за дома со стороны озера появился Джеральд. Он, очевидно, купался, и на нем были надеты одни только шорты.
Доминика покраснела. Ей прежде не доводилось видеть полуобнаженных белых мужчин, к тому же она должна была признать, что Джеральд являл собой малоприятное зрелище.
Его мокрые волосы прилипли ко лбу, толстое волосатое тело с отвисшим брюшком было покрыто неровными, красными пятнами от солнечных ожогов.
В руке он нес большое белое полотенце, и Доминика удивилась, почему он не сделал попытки прикрыться им.
— Доброе утро, Доминика, — громко сказал он, подойдя поближе. — Вы встали очень рано! Я думал, вы устали с дороги и будете долго спать.
При его приближении Доминика нервно вскочила на ноги.
— Я привыкла рано вставать.
— Садитесь и продолжайте ваш завтрак, — сказал Джеральд. Я только накину халат и через минуту присоединюсь к вам.
Он вошел в дом сквозь открытую стеклянную дверь веранды, а Доминика снова опустилась на свое место.
Она заметила, что глаза его были налиты кровью, а лицо казалось еще более опухшим, чем накануне вечером.
Она медленно пила чай, но почему-то у нее сразу пропал аппетит. Джеральд вернулся через несколько минут. На этот раз на нем был длинный белый махровый халат с застежками на груди, но шея его была по-прежнему голой, и хотя он причесался, по мнению Доминики, это не сильно улучшило его внешний вид.
Она подозревала, что ее отец был бы шокирован, увидев, как она сидит за завтраком с мужчиной, одетым в один лишь халат, но тут же сказала себе, что критиковать окружающих некрасиво, к тому же вполне естественно, что люди, живущие в такой глуши, не так строго придерживаются условностей.
— Кофе, Синна Дюраи? — спросил слуга, стоявший рядом со стулом Джеральда. Он заколебался, потом спросил:
— А где Джаггернаут [10]
?
Доминика с удивлением посмотрела на него.
— По-моему, это очень подходящее имя для моего дядюшки, — пояснил Джеральд, видя, что она не поняла его. — Или, если так вам нравится больше, где же босс?
— Я видела, как он отправился куда-то верхом некоторое время назад, — ответила Доминика.
Она решила, что очень некрасиво и невоспитанно со стороны племянника так отзываться о дяде в присутствии слуг.
— В таком случае я буду виски, — сказал Джеральд слуге, и неси поскорее!
Доминика уставилась на него в изумлении. Она не представляла, как можно пить виски за завтраком.
Словно заметив ее недоумение, Джеральд сказал:
— Надо пользоваться моментом, пока я могу. Вы знаете, что мне вчера вечером предложил его светлость?
— Не имею… понятия, — еле слышно прошептала Доминика.
— Он сказал мне, что я должен буду подписать обязательство бросить пить! Но уж можете быть уверены, если я и подпишу его, то буду держать в этот момент пальцы скрещенными, чтобы моя клятва, или обещание, или как там это называется, ничего не значила!
