На низкий уровень профессиональной подготовки Красной армии обратили внимание и представители французской военной делегации, приглашенные на маневры, хотя глава делегации генерал Луазо и был восхищен техническим оснащением РККА и количеством боевой техники. Это мнение стало одним из главных доводов руководства французской армии против заключения с СССР военного союза. А это во внешнеполитическом плане означало гораздо большее, чем низкая боевая подготовка войск КВО и БВО. Это грозило крушением всего внешнеполитического курса М.М. Литвинова, рассчитанного на фактическое возрождение «Антанты», который активно поддерживался, в частности, И.Э. Якиром. Кто-то должен был ответить за низкую профессиональную и боевую подготовку РККА. В данном случае непосредственная ответственность за боевую подготовку войск в приграничных округах лежала на их командующих: Якире и Уборевиче, хотя, несомненно, причины сложившейся ситуации были глубже и принципиальнее. Ответственность за общие методы, организацию, контроль боевой подготовки Красной армии несло Управление боевой подготовки Генштаба РККА, начальником которого являлся А.И. Седякин, и, конечно же, сам начальник Генштаба А.И. Егоров. Седякин, выступая 3 июня 1937 г. за заседании Военного совета, в своем стремлении отмежеваться от каких-либо подозрений его в хороших личных отношениях с арестованными военачальниками, невольно подтвердил, что Тухачевский и Уборевич постоянно критиковали его за неудовлетворительное состояние боевой подготовки РККА. «Каждый год, – признавался он, – в конце года, когда я выходил с боевой подготовкой… меня крыл и Уборевич, и Тухачевский; крыли за то, что смотрел недостаточно и никогда не имел возможности сказать своего слова»1121. К.А Мерецков подтверждал, что, как начальник штаба БВО, он «с Седякиным много дрался по принципиальным вопросам боевой подготовки»1122.
Несомненно, главную ответственность за состояние вооруженных сил, в том числе и их боевой подготовки, нес К.Е. Ворошилов. И он вынужден был оправдываться, признаваясь, что установки на отрепетированные, «парадные» маневры и учения исходили от него. «Я видел Белорусский округ в прошлом году (т. е. в 1936 г.) и маневры. Это было безобразие, – дал Ворошилов волю своей критике Уборевича. – …Они заранее все расписали, расставили и, собственно, не маневры проводили, а очковтирательством занимались, заранее срепетировали учение, демонстрировали его перед иностранцами»1123. Но далее, продолжая, Ворошилов фактически отвергает критику, причем свою же, отрепетированных маневров. «Если бы это было так, – т. е., надо полагать, если бы эти маневры были хорошо отрепетированы, – это было бы очень хорошо. А было другое: срепетированное заранее учение провалилось»1124. Получается, что отрепетированные маневры – это, по мнению Ворошилова, очень хорошо. Плохо, что они были плохо отрепетированы. И далее Ворошилов не только признается в том, что репетиция маневров является его установкой, но, без тени сомнения, утверждает правильность именно такого подхода к войсковым маневрам. «Я разрешил провести такое репетированное учение, – заявляет он, – а потом показать иностранцам – итальянцам, англичанам, французам. Это была моя установка и установка начальника Генерального штаба. Но беда вся в том, что вот это репетированное учение было проведено возмутительно плохо, скверно; оно было сорвано»1125.
Продолжая отстаивать именно такой подход к боевой подготовке войск, используя маневры и восковые учения, Ворошилов мотивирует свою позицию в этом вопросе следующим образом.
«По существу, допустимо такое репетированное учение? – задается вопросом Ворошилов и отвечает на него: – Допустимо и полезно, потому что, когда вы имеете пять механизированных бригад, три кавалерийские дивизии, три пехотные дивизии не небольшом участке (а такие случаи будут), когда вы просто будете маневрировать, не проделав такого большого учения, все равно вы будете два-три года маневрировать и не добьетесь того, чтобы у вас все было слажено. Слишком большое количество войск на небольшом участке. А что тут плохого?»1126
Таким образом, отрепетированные маневры, в том числе Киевского военного округа в 1935 г. и Белорусского военного округа в 1936 г. под руководством Наркомата Обороны и Генштаба в лице Ворошилова и Егорова, считались правилом и основным методом обучения войск в полевых условиях. Критике подвергалась недостаточная отрепетированность таких учений, а не сам метод их предварительной «репетиции». И если это квалифицировалось как «очковтирательство», надувательство, самообман в вопросах боевой подготовки, то такая установка на самообман исходила от самого Наркома Ворошилова. И она, в общем, принималась и Якиром, и Уборевичем, и другими командующими. Во всяком случае, вопрос: «кто виноват» – Якир, Уборевич, или Егоров, или Седякин, или Ворошилов? – в этом деле резко обострялся, приобретая политический смысл.
Низкий уровень боевой подготовки Красной армии был, образно выражаясь, одной «ахиллесовой пятой» советских вооруженных сил. Другой, что делало их хромающими на обе ноги, оказался не достаточно высокий уровень оперативно-стратегический подготовки.
«План поражения» и «заговор Тухачевского»
Найти факты, уличающие Тухачевского в том, что он готовил «дворцовый переворот», следствию так и не удалось. Обнаружить его связь с Ягодой – также. Тогда одним из главных обвинений, выдвигавшихся на всех политических процессах 1936–1938 гг. против подсудимых, наиболее четко прозвучавшим на так называемом «бухаринском» судебном процессе 1938 г., было обвинение в том, что «заговорщики», прежде всего военные, готовили поражение Красной армии в случае войны, в обстановке которой они намеревались свергнуть советское правительство.
Большая стратегическая игра в Генеральном Штабе РККА, впервые в обновленной, технически модернизированной Красной армии проводилась с 19 по 25 апреля 1936 г. Игру проводили по инициативе Тухачевского для того, чтобы проверить действия советских войск на начальном этапе войны между СССР и Польшей в союзе с Германией. Таким образом, предполагалось, что против советских войск Западного фронта будут действовать союзные германо-польские войска.
Маршал Советского Союза М.В. Захаров в своих воспоминаниях говорит о военно-стратегической игре, «проведенной Генштабом по плану оперативной подготовки с командующими приграничных округов 19–25 апреля 1936 г…» и «очередной игре, проведенной по теме «Армейская наступательная операция в начальный период войны» в 1937 году в Военной академии Генерального штаба… на которой были учтены многие вопросы, не решенные должным образом в 1936 году»1127. В другой своей работе Захаров уточняет время проведения этой игры, указывая конец 1936 – начало 1937 гг., т. е. в конце декабря 1936-го – начале января 1937-го1128. Он сообщает о показной игре на картах в Академии Генерального штаба на тему: «Ведение фронтовой наступательной операции на
Западном театре военных действий. Прорыв подготовленной обороны противника». Тухачевский говорит о двух стратегических играх, проведенных Генштабом РККА, в апреле 1936 г. и в январе 1937 г.1129 Это подтверждает и комдив А.М. Перемытов1130. Из контекста его показаний, как бы в подтверждение свидетельств маршала Захарова, следует, что он имел в виду «игру», проведенную в январе 1937 г. в Академии Генерального штаба. Комдив Д.А. Кучинский говорил о «военной игре, которая проведена в 1936–1937 гг…»1131, т. е. считал январскую военную игру 1937 г. продолжением той, которая состоялась в апреле 1936-го. Если на апрельскую «игру» понадобилась неделя, то, вероятно, и на проведение последней игры было потрачено примерно столько же времени. Следовательно, она завершилась примерно к 10 января 1937 г.
