Уборевич продолжал придерживаться этой концепции и в сентябре 1936 г., реализуя проект маневров БВО. «Главной целью маневров являлась отработка встречного сражения, прорыва сильных оборонительных линий и контрманевра… Маневры получили отличную оценку у наркома и Штаба РККА»1157. Следует обратить внимание на последнее замечание: «отличную оценку у наркома и Штаба РККА», но не у Тухачевского (!), который присутствовал на этих маневрах. А ведь именно он считался с 1931 г. негласным главнокомандующим всех советских войск, которые в случае войны будут действовать на Западном театре военных действий.
Исходные соображения по игре, проведенной Генеральным Штабом РККА 19–25 апреля 1936 г., были утверждены 20 марта 1936 г. наркомом обороны СССР Маршалом Советского Союза Ворошиловым.
Как один из разработчиков оперативных заданий для военно-стратегической игры 19–25 апреля 1936 г., Маршал Советского союза М.В. Захаров (в то время сотрудник Оперативного управления Генштаба РККА), вспоминал, что «на двусторонней и двухстепенной (фронт – армия) военно-стратегической игре, проводимой начальником Генерального Штаба маршалом А.И. Егоровым, отрабатывался возможный вариант боевых действий в начальный период войны»1158.
Согласно заданию, разработанному полковником Г. Иссерсоном и утвержденному начальником Генштаба РККА маршалом Егоровым, в этой стратегической игре советским Западным фронтом командовал Уборевич (командующий Белорусским военным округом), «германской стороной» Тухачевский, а «армией буржуазной Польши» Якир. Однако в самом начале этой игры возникла достаточно острая дискуссия между Тухачевским и Егоровым по некоторым условиям игры, определенным Генеральным Штабом на основании существовавшего оперативного плана.
Исследуя варианты развертывания боевых действий на западных границах СССР, ситуацию войны против Германии и Польши (как ее союзника) в сложившейся стратегической обстановке, Тухачевский приходил к определенному твердому убеждению, настойчиво внушая его и своим оппонентам.
Он был убежден в том, что «стратегически наиболее выгодным путем (для Красной армии) является быстрый разгром армиями вторжения вооруженных сил Эстонии, Латвии и Литвы с тем, чтобы выход наших главных сил, действующих севернее Полесья, на линию Кенигсберг – Брест-Литовск произошел в условиях, когда эти главные силы будут иметь за собой широкий, охватывающий тыл»1159.
Тухачевский считал целесообразным ради осуществления этого оперативно-стратегического варианта – развертывания советских войск в Прибалтике – в случае несогласия прибалтийских стран по договоренности пропустить на их территорию советские войска «повторить Бельгию»1160. Имелось в виду сделать то же, что в 1914 г. предприняли германские войска при наступлении на Францию: нарушили нейтралитет Бельгии и Голландии. Тухачевский предлагал сделать это в отношении одной (Литва) или всех (Эстония, Латвия и Литва) прибалтийских государств. Таким образом, ради кардинального улучшения стратегического положения советских войск в противостоянии с германскими армиями он настаивал на необходимости введения советских войск на территорию Прибалтики (на основе договора или волевым способом, при отсутствии такового) для создания нависающего советского фланга над германскими войсками, которые могли бы наносить свой удар по силам Красной армии, наступающим из Белоруссии.
При реализации этого плана Красная армия выходила бы на границы с Германией. Тем самым она и СССР становились вполне реальными союзниками Франции в случае ее столкновения с Германией. В такой ситуации уже никто во Франции не мог бы мотивировать нежелание военного союза с СССР тем, что, мол, в случае войны Красная армия не имеет возможности реализовать свои союзнические обязательства, поскольку не имеет общих границ с Германией. Польша же отказывалась пропускать советские войска через свою территорию. Таким образом, СССР и Красная армия становились бы реальной угрозой Восточной Пруссии, т. е. Германии в случае ее активности против Франции.
С другой стороны, в случае возобновления советско-германского союза против Польши дислокация части советских войск в Литве значительно улучшали их оперативно-стратегическое положение, а также возможность взаимодействия с германскими войсками. Все это, несомненно, усиливали бы военно-политические позиции вермахта и германского Генштаба и их влияние на Гитлера в пользу возрождения советско-германского союза.
Наконец, в случае войны с Польшей Красная армия защищала себя от флангового удара со стороны германской армии через Литву при вторжения войск БВО в Польшу.
В итоге внешнеполитические позиции СССР резко усиливались бы: СССР мог выбирать себе союзников между Францией и Германией, а в случае войны на Дальнем Востоке мог в гораздо меньшей мере беспокоиться о своих западных границах. Хотя полностью угроза войны на два фронта «планом „Бельгия“» не снималась.
Идея «плана „Бельгия“» фактически была впервые по существу своему озвучена публично Тухачевским еще в его речи на сессии ЦИК СССР 16 января 1936 г. «Германская армия с начала войны перешла через бельгийскую территорию, – говорил замнаркома. – Само собой понятно, что в современной обстановке, когда между Германией и нами имеются кое-какие государства, которые с немцами находятся в особых отношениях, германская армия при большом желании найдет пути для вторжения на нашу территорию»1161. Так Тухачевский подводил аудиторию к выводу о мотивированной необходимости для Красной армии «упредить» потенциального противника (Германию) и предпринять вторжение в эти «кое-какие государства», расположенные «между Германией и нами… которые с немцами находятся в особых отношениях».
Да и сам Сталин в беседе 1 марта 1936 г. заявил: «История говорит, что когда какое-либо государство хочет воевать с другим государством, даже не соседним, то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы добраться до границ государства, на которое оно хочет напасть… Оно находит (их) либо при помощи силы, как это имело место в 1914 г., когда Германия вторглась в Бельгию, чтобы ударить по Франции, либо оно берет такую границу «в кредит»…»1162. Таким образом, Сталин полагал, что Германия нарушит суверенитет Литвы, т. е. был согласен с позицией Егорова и Ворошилова. Но это было и «зеркальное» согласие с позицией Тухачевского, с его «планом Бельгии».
Очевидно, обсуждение проблемы началось вскоре после возвращения Тухачевского из поездки в Англию и Францию. Тогда и решено было провести стратегическую игру. Тухачевский настаивал на плане «Бельгия». Именно об этом-то он и рассуждал в своих показаниях 1 июня 1937 г.: либо заставить «прибалтов» пропустить советские войска на свою территорию («взять границу в кредит»), либо, при их отказе, просто осуществить вторжение в прибалтийские республики подобно тому, как это сделали в 1914 г. немцы с Бельгией. Именно на основе этой концепции «плана „Бельгия“» и был построен сценарий военной игры, предложенный Тухачевским, похоже, еще 2 марта 1936 г., а на встрече 21 марта 1936 г. Сталин мог заверить Тухачевского в своей поддержке его плана. Очевидно, такое условие маршал предложил включить в основу заданий на военной игре 19 апреля 1936 г. и упорно на этом настаивал.
