Но, поскольку «план „Бельгия“» был отменен, как говорил Тухачевский, то перспектива совместного выступления польских и германских вооруженных сил против СССР становилась еще вероятнее, и оказывалось, что для успешного решения военного вопроса, в случае его возникновения, Красная армия должна была быть увеличена на 60 дивизий, т. е. примерно на треть. Это значило, кроме того, увеличение выпуска вооружения и автотранспорта и развитие транспортной инфраструктуры. Но самым уязвимым местом в это время в Красной армии была нехватка офицерского состава и, как следствие, недостаточная боевая подготовка армии, особенно в навыках взаимодействия механизированных соединений с авиацией и стрелковыми частями. Словом, речь шла о повышении профессиональной подготовки Красной армии. Осенью 1936 г. Тухачевский считал, что эти задачи возможно решить к 1940 г. Однако с ним не согласились: ни Нарком, ни Генштаб, да и Гамарник, Якир, Уборевич согласились не сразу.
Все сказанное выше, помимо освещения основных оперативно-стратегических вопросов и конфликтных споров по ним между Тухачевским и Егоровым, а также Ворошиловым, обнаруживает принципиальную поддержку Егорова и его оперативного плана Уборевичем и Якиром. Никаких признаков сколько-нибудь серьезного их противостояния с Ворошиловым не наблюдается. Ворошилов вспоминал, что первый его конфликт с «группой Гамарника – Якира – Уборевича» произошел летом 1936 г., в июле или в августе.
Поскольку апрельская игра 1936 г. не привела к определенному решению и вопрос оставался открытым ввиду того, что не все оперативные варианты были проиграны, она была продолжена в конце 1936 – начале января 1937 гг. В основу ее был положен другой план наступления, который предложил Уборевич, другое его направление.
Можно полагать, что упрямая позиция, занятая Уборевичем в споре с Тухачевским, отчасти объясняется и его, может быть, подсознательным, стремлением не доводить дело до открытого столкновения с немецкими войсками. Может быть, даже не стремлением, а скрытой надеждой на это. Однако осенью 1936 г. (по некоторым сведениям после возвращения с маневром вермахта в Германии) Уборевич отчасти учел критические замечания Тухачевского в адрес Генерального Штаба и по некоторым аспектам оперативно-стратегического характера, в том числе и по увеличению количества дивизий.
В докладной записке на имя К. Ворошилова 8 ноября 1936 г. Уборевич выражал неудовлетворенность действиями Генерального Штаба РККА под руководством Егорова по подготовке к войне. Он считал, что резкое изменение ситуации на Западном театре вероятных военных действий требует «больших перемен». Специальное внимание он обратил на слишком медленный процесс моторизации артиллерии, темпы которого отставали от германских. То же самое, по его мнению, относилось и к темпам танкового строительства, и к росту количества дивизий. Теперь Уборевич разделял мнение Тухачевского о первостепенной роли «Западного фронта» и «превентивном» со стороны Красной армии начале войны. Однако, в отличие от Тухачевского, он по-прежнему считал возможным добиться успеха, не нарушая нейтралитета Прибалтийских стран (т. е. без «плана „Бельгия“»), если самим атаковать Польшу в начальный период войны. Уборевич полагал, что для этого необходимы два основных условия: во-первых, победу можно одержать, если разбить армии противников поодиночке; во-вторых, если добиться двукратного или троекратного превосходства СССР в авиации. Этот фактор он считал ключом к победе1183.
Впрочем, Тухачевский подверг критике и «второй оперативный вариант Уборевича», который тот пытался реализовать во время январской стратегической игры 1937 г. Тухачевский доказывал правильность своих аргументов тем, что этот «второй оперативный вариант Уборевича предусматривает отход польско-геманских сил на Белосток-Пружаны и удар главных германских сил из Восточной Пруссии в общем направлении Гродно. Этот вариант весьма вероятный…» 1184. Уборевич попытался доказать свою правоту в данном варианте «в стратегической военной игре в январе текущего года»1185.
Справедливости ради, следует отметить, что командарм 1-го ранга Уборевич «в ходе «игры» «осложнил оперативную обстановку и вынудил войска Западного фронта отражать контрудар мощной группировки немецких войск из Восточной Пруссии»1186. Значит, сам Уборевич, игравший за «красных», стремясь опровергнуть оперативно-стратегическую концепцию Тухачевского, согласился с указанным «ударом противника из Восточной Пруссии». Он хотел доказать, что советские войска, наступающие на территорию Польши, сумеют успешно отразить фланговый удар немецких войск из Прибалтики и одержать победу.
Однако, как пояснил в своих показаниях на следствии по этому вопросу Тухачевский, «в стратегической военной игре в январе текущего (т. е. 1937-го) года Уборевич, увлекшись наступлением в брест-литовском направлении, подставил свой фланг и тыл в районе Гродно под удар немцев (т. е. по игре – Тухачевского) из Восточной Пруссии. Положение было выправлено вмешательством главного руководителя военной игры»1187, т. е. начальником Генерального штаба РККА маршалом Егоровым. Таким образом, «красная» сторона (Уборевич) в результате такого вмешательства в «ход боевых действий» «одержала победу» над «синими» (Тухачевским).
Аргументация Тухачевского подтверждалась и доводами его начальника штаба, уже упоминавшегося выше комдива Кучинского. «Я не хочу нарушать нейтралитет Литвы, – объяснял он ситуацию. – Красные сами не могут нарушить нейтралитет Литвы без больших политических последствий. Был сделан укрепленный район в районе Гродно. Я нанес удар по его правому флангу. Главную силу гитлеровцев я направляю против Якира…»1188.
Но «на помощь» Уборевичу в сложившейся незапланированной ситуации пришел главный руководитель по «игре» маршал Егоров, который не допустил поражения «красных» и выправил ход событий «на картах» в пользу их победы над «синими» (Тухачевским).
Кучинский заострил внимание на этом обстоятельстве, поскольку Ворошилов, явно «передергивая», обвинял Тухачевского в подтасовке хода игры, о чем говорилось ранее. Ворошилов не мог не знать, что задание по «игре» утверждалось начальником Генштаба РККА Егоровым, который и был руководителем «игры». Поэтому не идентифицированный голос с места, из зала, прервал рассказ Ворошилова: «Это было решение не Уборевича»1189. Но Ворошилов оставил эту реплику без внимания: «Тут все было разыграно. Очки втирали». В контексте обсуждаемого «дела Тухачевского, Якира и др…» непосвященные в ситуацию той стратегической игры присутствовавшие, разумеется, поняли, что «очки втирали» как раз арестованные военачальники.
Если бы Ворошилов назвал того, кто, вмешавшись в ход «войны на картах», сказал, кто на самом деле «помог» Уборевичу «разгромить» Тухачевского, или Егоров сам признался бы, что это сделал он, пользуясь полномочиями Главного руководителя игры, то получалось бы, что «очки втирал» маршал Егоров, правая рука Ворошилова, а сам нарком это прикрывал.
Выше уже говорилось, что Кучинский на Военном совете наивно пытался объяснить Ворошилову, что Уборевич смог разгромить Тухачевского из-за недостаточности сил у немцев и поляков, которых у них, по мнению Тухачевского, должно быть значительно больше, и потому, что «поражение Тухачевского» было запланировано по «игре» Егоровым. Допустить иного исхода он не хотел: это полностью бы разрушало концепцию и «игры», и оперативного плана Генштаба, на основе которого она составлялась.
