«Я хочу рассказать, т. Сталин, – обращался по этому поводу Ворошилов к присутствовавшему на заседании «вождю», – еще об одном случае. После последней военной оперативной игры у начальника Генерального штаба (Ворошилов имел в виду оперативно-стратегическую игру в январе 1937 г. – С.М.) собрались все, и затем зашли ко мне начальник штаба (Егоров), Уборевич, Якир, Семен Михайлович, Тухачевский и Гамарник и докладывали мне результаты розыгрыша. Я обратил внимание на ряд весьма странных вещей, которые были допущены на этих маневрах. Я указал на эти странные вещи, в частности, на очень легкий успех Белорусского военного округа, которым командовал Уборевич, и на желание командования Синих, германского командования, быть разгромленными на его левом фланге»1190. Как видим, Ворошилов вновь возвратился к ситуации на игре, когда неминуемый «разгром» Уборевича («красных») Тухачевским («синими», т. е. немцами) был предотвращен вмешательством Егорова и выправлен на «разгром» «синих». Вновь Ворошилов прозрачно намекнул на то, что это было «вредительски» подтасовано Тухачевским и Уборевичем. Неизбежное поражение «красных», на которое ранее указывалось Тухачевским, не предусматривалось генштабовским оперативным планом Егорова и вытекавшими из него условиями игры. Однако в 1938 г., когда А.И. Егоров был уже арестован, в соответствии с показаниями комдива А.М. Перемытова (тоже к этому времени арестованного) на допросе, этот самый «оперативный план РККА, составленный Егоровым на 1937 г. и проигранный на «игре» в Генеральном штабе РККА в январе 1937 года», был признан как «вредительский». «В замысел оперативного плана 1937 года, – пояснял Перемытов, участвовавший в разработке задания по «игре», – Егоровым были заложены следующие преступно-вредительские установки:
а) Немецкая и польская армия без особых боев отходят до р. Неман, что практически немыслимо, предложение в отношении отхода противника должно привести к громадной работе со стороны штабов фронта и армий в деле организации тыла. Фактически вопросы тыла на «игре» почти совершенно не прорабатывались и не учитывались тоже такие темы, как восстановление железнодорожного транспорта. В результате головные дивизии 3 армии подходили к району г. Вильно, а артиллерия резерва главного командования в это время только что прибывала в район г. Полоцка.
б) При выходе армий Западного фронта на линию р. Неман – Ясельда должен был совершиться поворот главных сил фронта на юго-западном направлении на г. Люблин. Этот поворот ставил правый фланг и тыл западного фронта под удар немецких корпусов из района Августов, что на «игре» фактически не случилось.
в) «Игра» поставила армии Западного фронта в бессмысленное положение и привела к оперативному параличу. Все острые положения и моменты, выявленные «игрой», Егоровым на работе были умышленно обойдены»1191. Иными словами, фактически подтверждались показания Тухачевского и свидетельство Кучинского на заседании Военного совета в июне 1937 г., обращавших внимание на ошибочность оперативного плана Генштаба РККА. Таким образом, обвинение Тухачевского в преднамеренном «плане поражения» Красной армии, по существу, оказывалось ложным, ибо это был «план Егорова».
«После всех этих разговоров, – вспоминал далее Ворошилов, – Тухачевский (не знаю, где он успел выпить к этому времени) под хмельком подходит ко мне и говорит полуофициальным тоном: «Прошу вас, товарищ народный комиссар, доложить правительству, что если не будет нам дано столько-то дополнительных дивизий, столько-то механизированных бригад, столько-то артиллерийских средств, мы воевать в данных условиях не можем». Ну, товарищи знают, что я ответил. Я его призвал к порядку и указал, что я знаю и знает правительство, какие силы имеются в нашем распоряжении, чем может располагать противник и что вы не имеете права диктовать мне это. Если у вас есть своя точка зрения, если вы ответственный человек, скажите правительству, что, по вашему мнению, у нас сил недостаточно. А по-моему, дело не в силах, а в организации, в умении, в вере в победу, которой у вас нет. Вот была примерно моя речь» 1192.
В этом изложении Ворошиловым событий после военной игры в январе 1937 г. мы видим рождение версии, потом звучавшей на всех последующих «московских процессах» о пресловутом «плане поражения». Предостережения Тухачевского, что сохранение ситуации в неизменном состоянии, при непринятии его предложений, почти неминуемо обрекает Красную армию и страну на поражение в войне, были. Только Тухачевский имел в виду, что именно сохранение в силе оперативного плана Генштаба, составленного под руководством Егорова и защищаемого Ворошиловым, ведет к поражению армию и страну, а Ворошилов, сознательно ли (понимая смысл егоровского оперативного плана, его ошибочность и вредоносность) или по неведению, полностью доверяя начальнику Генштаба, решил переложить всю ответственность именно на Тухачевского и его, уже тогда, обвинить в замысленном им «плане поражения». Примечательно, что присутствовавшие Уборевич, Якир, Гамарник не поддержали Тухачевского, во всяком случае, Ворошилов об этом ничего не сказал. Если бы кто-либо из них, хотя бы в какой-то мере поддержал или защищал Тухачевского, Ворошилов на этом Пленуме Военного совета 1–4 июня 1937 г. не преминул бы их назвать. Это был бы весьма удобный повод лишний раз показать их «групповую» солидарность с Тухачевским.
Возвращаясь к рассказанному Ворошилову эпизоду – обсуждению результатов «игры» у него в кабинете, напомню, что нарком в решительной, можно сказать, в весьма жесткой, почти грубой форме отверг требование Тухачевского и предложил ему поставить вопрос перед правительством, уверенный в том, что правительство категорически откажется его рассматривать. В сложившейся ситуации Тухачевский попытался обсудить свои предложения с начальником Генштаба Егоровым. Он тут же отправился к нему, чтобы убедить его и вместе с ним попытаться убедить Ворошилова.
«…Потом я был у Егорова, – вспоминал дальнейший ход событий Ворошилов. – Я нарочно приехал к Егорову. На меня все это произвело очень тяжелое впечатление. Полчаса двенадцатого ночи я приехал к Егорову и увидел там этого «маршала». Я не говорил Семену Михайловичу ни слова, но видел, как он за ним наблюдал. Видно было, что он хочет дать ему по физиономии…До того гнусно и подло он держался»1193. Следовательно, у Егорова к этому времени уже находился Буденный. Разговор велся в присутствии и при участии Ворошилова, Тухачевского, Егорова и Буденного. По поводу сказанного Ворошиловым Буденный добавил в адрес Тухачевского: «Такой подлец!»1194 Таким образом, Тухачевскому не удалось убедить Ворошилова и его ближайшее окружение в лице Егорова и Буденного. Обсуждение, очевидно, носило чрезвычайно бурный характер и едва не дошло до рукоприкладства. К сожалению, подробностей этого обсуждения никто из участников его не сообщил.
Следует обратить внимание на последовавший за сказанным весьма важный вывод, сделанный Ворошиловым. «Я видел, – продолжил нарком, – что это человек – пьянчужка, морально разложившийся до последней степени субъект, но политически он служил верой и правдой. Я был еще тогда таким идиотом, что не сделал из этого других выводов и не подумал, что моральное разложение здесь уже переросло в политическую измену и предательство»1195.
