Ворошилов утверждает, что это совещание состоялось в июле-августе 1936 г. Судя по реплике Сталина, он присутствовал на этом совещании. Однако следует учесть, что с 14 августа по 25 октября 1936 г. Сталин был в отпуске, в Сочи1200. Следовательно, совещание это должно было состояться не позднее 13 августа. Вопрос о предоставлении отпуска Ворошилову был поставлен на Политбюро 11 июня 1936 г. и решение было утверждено на заседании Политбюро 27 июня 1936 г. Однако Ворошилов фактически находился в отпуске в Сочи уже 15 июня 1936 г. и вернулся оттуда после 19 июля1201. Во всяком случае, 25 июля Ворошилов уже встречался со Сталиным в Кремле1202. Затем Ворошилов встречался со Сталиным в Кремле 7, 11 и 13 августа (т. е. перед отъездом Сталина в Сочи)1203. Очевидно, Ворошилов возвратился из отпуска 24 июля и встретился со Сталиным первый раз после отпуска на следующий день, 25 июля. Якир не позднее 16–17 августа 1936 г. отправился с визитом во Францию: 19 августа он был уже в Париже. Таким образом, совещание, о котором вел речь Ворошилов, могло состояться между 25 июля и 13 августа 1936 г.
Известно также и то, что 7 августа 1936 г. у Ворошилова состоялся разговор с Уборевичем в Москве о переводе последнего в центральный аппарат на должность начальника ВВС РККА1204. «Дело в следующем, – писал Уборевич. – 7 августа т. Ворошилов заявил мне, что он решил разделить БВО на два округа (что якобы я усиленно об этом всех прошу), а меня – взять в Москву на авиацию. Я категорически возражал против назначения меня на авиацию. Я сказал, что в ЦК беспокоить тов. Сталина не пойду, но что Ворошилову достаточно ясна самому вся неделовитость и нецелесообразность этой комбинации. После этого разговора я очень много об этом думал, и мое возражение против решения Ворошилова укрепилось еще больше»1205.
По поводу своего предполагаемого назначения Уборевич 17 августа 1936 г. из Смоленска обращался к Г.К Орджоникидзе с письмом, в котором просил его воздействовать на Ворошилова отказаться от этой идеи1206. Известно также, что Уборевич в связи с этим пытался поговорить со Сталиным. «Я был тогда в Сочи, – вспоминал Сталин, – указал ему: не приму, у вас есть нарком»1207. В Сочи Сталин отправился 14 августа. Однако Орджоникидзе Уборевич писал, как сам сообщал в письме, до обращения к Сталину1208. Следовательно, Уборевич обращался к Сталину после 17 августа, вероятно, после того, как Сталин в своем письме Кагановичу от 16 августа 1936 г. рекомендовал дать Уборевичу должность не «начальника ВВС РККА», а «командующего ВВС РККА»1209.
В своем письме к Орджоникидзе от 17 августа 1936 г. Уборевич ничего не говорит о каком-либо совещании, на котором Гамарник «атаковал» Ворошилова. Скорее всего, совещание, о котором вспоминал Ворошилов, произошло уже после 7 августа, но до отъезда Сталина в отпуск. Подтолкнуть Уборевича выступить против Ворошилова, присоединившись к «группе Гамарника – Якира», могло действительно какое-то особое событие, которое должно было поставить его почти в безвыходное положение.
Он понимал, что лишение его войск БВО весьма ущербно не только для его карьеры, но и, быть может, для судьбы в целом. Войска, находившиеся в его распоряжении, все-таки могли как-то вынуждать Ворошилова (да и Сталина) вести себя осторожно по отношению к Уборевичу. Поэтому задуманный Ворошиловым план мог означать в конечном итоге завершение карьеры Уборевича. У него уже был печальный опыт работы в центре на одной из самых высоких должностей. Все сказанное позволяет предположить, что совещание, о котором говорил Ворошилов, происходило после 7 августа 1936 г. Таким образом, временной диапазон, суживается до промежутка между 7 и 13 августа.
В своих показаниях комкор Кутяков, арестованный в тот же день, что и комкор Фельдман, 15 мая 1937 г., воспроизводил свой, весьма примечательный разговор с Фельдманом. Кутяков утверждал, что от своего собеседника он узнал «о наличии в РККА группы лиц высшего начсостава, недовольных Ворошиловым и борющихся за смену руководства Наркомата. Фельдман сказал, что в эту группу входят Тухачевский, Гамарник и другие»1210. Однако Кутяков, обращаясь к следствию, просил «учесть, что политически никогда не сочувствовал Тухачевскому и Уборевичу, считал их «белой костью», представителями вновь нарождающейся военной аристократии»1211. Это подтверждается и свидетельством А.И. Седякина в его выступлении на заседании Военного совета 4 июня 1937 г. Он заметил, что Кутяков «со страшной ненавистью говорил всегда о Тухачевском: «Это же не наш человек, это – враг. Разве можно ему доверять?»1212 Это значит, что он согласился принять участие в этой антиворошиловской группировке потому, что она возглавлялась не Тухачевским и не Уборевичем. Однако наиболее важным в приведенных выше показаниях Кутякова является то, что он подтверждает наличие такой «группы лиц высшего начсостава, недовольных Ворошиловым и борющихся за смену руководства Напркомата» и что в состав этой «группы», наряду с Гамарником, Якиром и Уборевичем, вошел также Тухачевский и Фельдман, который вел активную работу по вовлечению в эту группу и других высших офицеров Красной армии.
В связи с этими показаниями Кутякова уместно процитировать его дневниковую запись от 27 августа 1936 г. «Умер главком С.С. Каменев. Старик сделал свое дело и незаметно ушел восвояси. Вопрос времени, все там будем. Наступает время, когда все ветераны гражданской войны уйдут из жизни: одних расстреляют, другие, как Томский, сами покончат с собой, третьи, как Каменев, уйдут в могилу»1213. Томский застрелился 22 августа 1936 г.
Примечательно, что Кутяков, во-первых, 27 августа 1936 г., в связи со смертью С.С. Каменева, говорит о том, что с этого времени «все ветераны гражданской войны уйдут из жизни». Разумеется, не потому, что они имеют преклонный возраст. Большинству в это время не было и 50 лет. Речь шла, конечно, о преждевременном, насильственном уходе их из жизни.
Во-вторых, смерть Каменева Кутяков ставит в один ряд с насильственными смертями других «ветеранов гражданской войны», в один ряд с расстрелами, самоубийствами. Автор дневника вроде бы намекает на то, что смерть бывшего Главкома командарма 1-го ранга С.С. Каменева тоже насильственная, во всяком случае, не обусловлена естественными обстоятельствами. Известно, что официально сообщалось о смерти Каменева от сердечного приступа (от инфаркта?). Но ведь смертельный сердечный приступ мог быть умышленно спровоцирован, учитывая состояние здоровья бывшего Главкома и его хронические заболевания.
Как известно, урну с прахом С.С. Каменева с подобающими почестями, как бывшего Главкома Вооруженных сил Советской России в годы Гражданской войны, замуровали в кремлевской стене. Однако после судебного процесса по «делу Тухачевского и других» (11 июня 1937 г.) урна с прахом С.С. Каменева, как «врага народа» и участника «заговора Тухачевского», была изъята из кремлевской стены. Вряд ли целесообразно было делать это, если бы С.С. Каменев не был членом указаной выше «группы» высших командиров Красной армии, выступавших за смещение Ворошилова с его поста. В контексте сказанного кажется более понятным смысл цитированной выше дневниковой записи Кутякова о смерти Каменева.
