Если лично Якира упрекнуть в «троцкистском прошлом» было невозможно (подозрения Кагановича ни на чем не основывались). Троцкий ни намеком не вспомнил о чем-либо, что могло бы скомпрометировать Якира как его приверженца или хотя бы ему когда-либо симпатизировавшим. У Гамарника не все в этом отношении было так безупречно.
«Ян Гамарник выделился политическими и административными способностями в провинциальном масштабе, – писал о нем Троцкий 17 июня 1937 г. – В 1924 г. я слышал о нем как об украинском «троцкисте». Личные связи с ним у меня уже оборвались…Радикально покончил он с «троцкизмом» еще в 1925 г. Для перевоспитания его отправили на Дальний Восток»1224. Так что начавшаяся чистка советских учреждений снизу до верху, а с начала 1936 г. и армии могла легко захлестнуть и Гамарника. Как человек, находившийся не только близко к этому процессу, но по должности обязанный и вынужденный в этом участвовать, он лучше многих других понимал тенденцию «чистки», которая начинала выходить из-под контроля и самого Сталина. Кроме того, критика Блюхера так или иначе затрагивала репутацию и Гамарника. Ведь он от Наркомата обороны курировал Дальний Восток, ОКДВА и ее боевую подготовку. Замечания в адрес Блюхера и претензии, ему предъявлявшиеся, были в то же время замечаниями и претензиями, обращенными к Гамарнику. Но были и иные поводы и основания для его беспокойства за свою карьеру, да и за жизнь.
9 апреля 1936 г. Сталин выдвинул Тухачевского на должность 1-го заместителя Наркома Обороны СССР. До этого, с лета 1934 г. на эту должность был назначен Гамарник. Собственного говоря, его с этой должности в апреле 1936 г. и не снимали. Однако у него появился соперник – еще один 1-й заместитель наркома. Сталин это понимал и делал сознательно, руководствуясь древним принципом властителя, стремящегося к укреплению власти в условиях, когда появляются новые претенденты на большую власть: divide et impera – «разделяй и властвуй». Надо было ослабить авторитет и влияние Гамарника в Красной армии и в высшем комсоставе, и он, Сталин, назначает еще одного 1-го заместителя – Тухачевского. Кроме того, Тухачевский в последние годы казался вполне «покладистым» и политически более надежным, чем Гамарник, лично близкий к Якиру. Хотя, как отмечалось выше, возникли сомнения и в его лояльности во время пребывания во Франции. Во всяком случае, во-первых, вести борьбу одновременно с несколькими военными вождями он опасался: они могли объединиться. Во-вторых, Тухачевский в военно-политическом отношении вряд ли мог представлять серьезную угрозу: в его руках не было реальных войск, он не пользовался поддержкой большинства представителей военной элиты. Без Якира или Уборевича, их поддержки и их войск Тухачевский не представлял серьезной угрозы. Во всяком случае, в отношении его до поры до времени можно было повременить. А пока Тухачевского, его честолюбие можно было использовать в борьбе против этой группы – Якира, Гамарника, Уборевича.
Впрочем, назначение было, в общем-то, вполне обоснованным: самым слабым местом в Красной армии была ее профессиональная боевая подготовка. Тухачевскому поручается именно этот участок, создается отдельное, подчиненное непосредственно Наркому Управление боевой подготовки РККА, начальником которого назначают Тухачевского в ранге 1-го замнаркома. Все вполне логично, и в то же время, условно говоря, половину власти у Гамарника отняли. Этот ход Сталина был исключительно удачным: так он удовлетворял, хотя бы временно, амбиции и обиды Тухачевского, посеяв в его мечтах возможные надежды на занятие в ближайшем будущем должности Наркома обороны («колея» известная: в свое время Фрунзе занял ступеньку замнаркома, как трамплин к прыжку на вершину военной власти). При этом Сталин понимал, что у Тухачевского нет сильной моральной поддержки в высшем комсоставе и что этим назначением он обязан ему, Сталину. Поэтому нет опасности, что Тухачевский, по крайней мере, в ближайшее время сможет политически и нравственно заметно влиять на умонастроения комсостава. Тем более что у него натянутые отношения и с Ворошиловым, и с Егоровым, и с Уборевичем, и с Якиром, враждебные – с Буденным и некоторыми другими высшими командирами. В этом отношении интересно замечание Буденного на заседании Военного совета 1–4 июня 1937 г.
«…Не понятна была его (Гамарника) роль в сводничестве Якира с Уборевичем и Тухачевским, – сказал он. – И говорил я с Гамарником по этим вопросам. Содержание ответов меня не удовлетворяло. Он говорил, что это директива т. Ворошилова: „Ликвидировать «междоусобицу» между тремя зубрами“»1225. Тухачевский подтверждал на следствии, что у него «с Уборевичем были натянутые отношения»1226. Об определенных разногласиях между Тухачевским и Якиром говорил на следствии Уборевич1227. Надо сказать, что и отношения между Уборевичем и Якиром тоже были не блестящие. «Если взять Уборевича и Якира, – отмечал один из высших офицеров на заседании Военного совета 4 июня 1937 г., —….то у этих людей, помимо принципиальных расхождений в военных вопросах, существуют, быть может, личные такие нехорошие взаимоотношения, что они друг друга недолюбливают то ли на почве зависти, то ли на почве соревнования и т. д…»1228. В этом отношении показательна реакция Уборевича на книгу И.С. Кутякова «Киевские Канны», в которой он критически подошел к освещению действий войск Юго-Западного фронта, в частности 1-й конной армии в 1920 г. Вот что в связи с этим говорил на заседании Военного совета 3 июня 1937 г. К.А Мерецков.
«Встречаю Уборевича опять, – вспоминал он, – в Москве и спрашиваю: «Как с книгой Кутякова, к которой вы мне приказали написать заключение?» – А вы знаете, что там разделывают Ворошилова, Якира и всю эту компанию, как они дрались на войне? Пусть напечатают, посмотрит народ»1229. Судя по приведенному эпизоду, для Уборевича и Ворошилов, и Якир принадлежали к одной, господствующей и враждебной Уборевичу группировке, «компании» в советской военной элите.
Конфликт разгорелся, скорее всего, после 2 марта 1936 г., он сохранялся и во время стратегической игры в апреле 1936 г. Таким образом, у Гамарника были основания для беспокойства. Выход оставался один: вместе с Якиром, привлекая многих недовольных командиров, прежде всего высших, вынудить Сталина отправить в отставку Ворошилова. Независимо от того, кто его заменит, позиции Сталина в армии будут серьезнейшим образом ослаблены и действия в отношении высшего комсостава, хотя бы на какое-то время, парализованы. В плане рассматриваемого вопроса представляет интерес ситуация, сложившаяся осенью 1936 г. вокруг маршала Блюхера.
Слухи о близком смещении Блюхера проникли за границу, в русское зарубежье уже в августе 1936 г. Это было косвенным указанием на то, что вопрос этот в высших военных и правительственных кругах уже обсуждался. В номере газеты «Возрождение» от 6 сентября 1936 г. сообщалось, что «Блюхер попал в опалу». «Блюхера… подозревают в троцкизме», – отмечал автор публикации1230. 3 октября в той же газете напоминали, что «Блюхер, несколько лет тому назад подозревавшийся в сочувствии Сырцову, тоже, по-видимому, вызывает своей позицией какие-то опасения. Ягода настаивал на том, что Блюхера надо сместить»1231. Указания на Г.Ягоду примечательны, учитывая, что агентурное сообщение 21 сентября 1936 г. пришло еще в бытность его руководителем НКВД. Иными словами, основания для подозрений находятся в НКВД. По свидетельству ответственного работника дальневосточного НКВД Г. Люшкова, сбежавшего в 1938 г. в Японию, как-то в подвыпившем состоянии «Блюхер. ругал НКВД за проводимые аресты, а также ругал Ворошилова, Лазаря Кагановича и др. Блюхер признался. что до устранения Рыкова он был связан с ним и часто получал от того письма, что «правые» хотят видеть его, Блюхера, во главе Красной армии».
