Возможно, что в датировке (1929 годом) арестованная и осужденная вдова Тухачевского просто ошиблась. Известно, что и Какурин, и Троицкий, как выше уже говорилось, были арестованы в августе 1930 г. Однако само это «дело», касавшееся, прежде всего, возможной политической нелояльности Тухачевского зародилось, пожалуй, в 1929 г.
Как уже отмечалось выше, по результатам проверок 23 октября 1930 г. Сталин писал Молотову: «…Что касается дела Тухачевского, то последний оказался чистым на все 100 %. Это очень хорошо»1274. Однако, похоже, что ни у Сталина, ни у руководства ОГПУ подозрения и политическая настороженность в отношении будущего маршала так и не исчезли. Иначе как ее «зондированием» трудно объяснить действия Н.Н. Кузьмина, старого приятеля Тухачевского, личные отношения с которым у него к 1930 году осложнились.
Арестованный 15 мая 1937 г. Кузьмин сообщил следователю, что, возвратившись в октябре 1930 года из Парижа, 1 ноября того же года он, приехав в Ленинград, обедал у Тухачевского, который только что вернулся из Москвы. «Эту дату, – вспоминал Кузьмин, – я помню хорошо, потому что это день рождения моей дочери, жившей с моей прежней женой у Тухачевского». Кузьмин пояснил следователю: «Тухачевский женат на моей бывшей жене и очень внимательно относился к моей дочери. Поэтому товарищеские отношения с ними после ухода моей жены не испортились. Беседуя с ним, я информировал его о встречах с Сувариным в Париже. Я прямо сказал ему, что Суварин в беседах со мной просил передать ему привет от Троцкого и его личный, что он проинформирован о том, что группа наиболее талантливых военных во главе с ним находится в опале, что пора перейти к активной борьбе, что провал сталинской политики ведет страну к гибели, что кризис переживает не только партия в СССР, но и компартии за границей. Тухачевский на это мне ответил, что те методы и формы борьбы, которые применяли троцкисты, ничего реального, кроме разгона по тюрьмам, дать не могут»1275.
Конечно, следует учитывать, что изложение, несомненно, реальной встречи Кузьмина с Тухачевским, сделано «под присмотром» следствия и содержит явно заданные элементы информации (встреча с Сувариным, приветы от Троцкого, предложения последнего, адресованные Тухачевскому о переходе к «активной борьбе»). Возможно, все это соответствовало истине, но уж слишком «следственно-трафаретными» по содержанию представляются сведения о связи Тухачевского с Троцким. А вот обсуждение вопроса о сопротивлении Сталину в целом достаточно правдоподобны, особенно в свете обстоятельств, в которых оказался Тухачевский в связи с «делом Какурина – Троицкого».
Трудно отделаться от мысли, воспринимая информацию Кузьмина, что с его стороны разговор имел явно провокационный характер (скорее всего, по инициативе ОГПУ1276), учитывая военно-политический контекст тогдашнего положения Тухачевского и связь Кузьмина с ОГПУ. В этом контексте, пожалуй, наиболее примечательна (реализмом в понимании политической обстановки) реплика Тухачевского: «те методы и формы борьбы, которые применяли троцкисты, ничего реального, кроме разгона по тюрьмам, дать не могут». Следовательно, Тухачевский вовсе не отвергал борьбу против «сталинского режима», а значит, признавал ее целесообразность. Он ставил вопрос о «формах и методах» этой борьбы, полагая, что те, которые использовали «троцкисты», уже неприменимы. Тухачевский по-прежнему предпочитал выжидательную позицию, проявляя осторожность, не желая рисковать своей политической репутацией и отказываясь брать на себя инициативу в каких-либо конспиративно-политических действиях.
Почему 1932 год?
Знакомство с материалами следствия и судебного процесса по делу о «военно-фашистском заговоре» позволяет сделать вывод: следствие было убеждено, что начало этого «заговора» приходится на 1932 год. Все руководители «военно-фашистского заговора», начиная с самого Тухачевского, признавали или вынуждены были признавать 1932 год начальным в существовании этого «заговора. Чем же объясняется эта датировка?
Комкор Б.М. Фельдман, арестованный 15 мая 1937 г., на основании показаний которого, как считают, арестовали самого Тухачевского (22 мая 1937 г.), 19 мая показал: «В военно-троцкистский заговор я был вовлечен в начале 1932 г. в Москве Тухачевским Михаилом Николаевичем»1277. Далее из его показаний можно понять, что он объяснял, не только каким образом он был вовлечен в этот «заговор», но и как этот «заговор» возник Подробно его показания будут проанализированы далее. Здесь отметим, что на вопрос следователя о практических задачах и установках Тухачевского Фельдман ответил: «Тухачевский мне говорил, что основной задачей является создание в армии крепкой организации, которая должна в нужный момент служить вооруженной силой для свержения существующей власти и прихода на смену этой власти Троцкого. Он мне говорил, что практическая работа должна заключаться в подборе надежных командиров, соответствующей их расстановке в центральном аппарате Наркомата обороны и на периферии, в военных округах, что берется ставка на снижение темпов разворота вооружения в армии, главным образом артиллерийского. По словам Тухачевского, это необходимо для того, чтобы в случае войны вызвать заминку на фронте, чем будут созданы благоприятные условия для вооруженного переворота внутри страны»1278.
Таким образом: 1) начало существования «военно-троцкистской» организации Фельдман и следствие датировали началом 1932 г.; 2) цель организации – приведение к власти Троцкого; 3) время – начало войны, в условиях которой, спровоцировав «заминку на фронте» (из-за недостатка вооружения, в основном артиллерийского), совершить вооруженный переворот. Следует заметить, кстати, что в показаниях Фельдмана речь идет не о «плане поражения» Красной армии, но лишь о временной «заминке». Очевидно, тезис о «плане поражения» был сформулирован несколько позже.
Первые агентурные сообщения о так называемой «военной партии» начали поступать в ОГПУ в декабре 1932 г. Не задерживая внимания читателя на обстоятельствах получения этой информации (отсылаю за подробностями к тексту материалов «М.Н. Тухачевский и „военно-фашистский заговор“»1279), укажу главное.
Сведения о «военной партии» были якобы получены от советского военного атташе в Берлине Яковенко, который, по собственному признанию, сам являлся членом этой «военной партии», которая (будучи в строгом смысле не «партией», а скорее, течением), по его словам, «стоит на антикапиталистической платформе, но в то же время национальна и хочет отстранить евреев от руководства государством»1280. Ввиду больших внутренних трудностей в СССР она готовится «взять на себя в нужный момент роль спасителя отечества в форме сильной и авторитетной военной диктатуры»1281.
По сообщению агента, информировавшего о наличии такой «военной партии» в РККА, «идеологическим головой этого течения (так он назвал «военную партию»)» является «генерал Турдеев»: бывший царский офицер, около 46 лет, в этом году (1932) приезжал в Германию на маневры, Турдеев в штабе Ворошилова является одним из наиболее ответственных организаторов Красной армии, в большой дружбе с Нидермайером, с которым он на «ты» и производит впечатление «определенного националиста»1282. В последующих сообщениях фамилия этого «генерала Турдеева» давалась и в других вариантах – Тургалов, Тургулов, Тургуев.
