Из контекста анализа этого материала соответствующими работниками ИНО ОГПУ выясняется, что у них возникли серьезные трудности с идентификацией «генерала Турдеева», учитывая, что это был явный псевдоним, пока кем-то (не выяснено) на машинописном тексте перевода этого сообщения «над фамилией Тургуев синим карандашом от руки написана фамилия Тухачевский. Кто учинил эту надпись и когда она была сделана – установить из дела нельзя»1283. Отчасти проясняют вопрос о том, кто мог бы идентифицировать «генерала Тургуева» как Тухачевского, показания тогдашнего 1-го заместителя наркома внутренних дел Г.Е. Прокофьева, арестованного 11 апреля 1937 г.
«Примерно в 1933 году, – рассказывал он на допросе 25 апреля 1937 г., – в НКВД стало известно из агентурных источников НКВД в немецкой разведке, что какой-то красный генерал (по фамилии, начинающейся на букву «Т», – дальше фамилия прервана) установил связи с германским рейхсвером. Ягоде это сообщение было доложено, и он сразу заявил: «Это Тухачевский». Ягода взял к себе сводку и никакого движения этому материалу не дал. Из целого ряда разговоров Ягоды и высказываний могу утверждать, что Ягода рассчитывал в военных перспективах заговора на Тухачевского и что Тухачевский был прямой кандидатурой в руководители военных дел заговора. Ягода специально поручил Гаю сблизиться с Тухачевским и наблюдать за ним»1284. Получается, что надпись «Тухачевский» на машинописи над фамилией Тургуев, вероятно, сделал Ягода.
Некоторые пояснения к сказанному содержатся в показаниях арестованного бывшего в 1933 г. начальника 3-го отделения ИНО ОГПУ Штейнбрюкка, который непосредственно руководил агентурным делом о «военной партии».
«Эти материалы, – сообщал Штейнбрюкк, – были доложены Артузову, а последним – Ягоде, причем Ягода, ознакомившись с ними, начал ругаться и заявил, что агент, давший их, является двойником и передал их нам по заданию германской разведки с целью дезинформации. Артузов также согласился с мнением Ягоды и приказал мне и Берману больше этим вопросом не заниматься»1285.
Хотя тогдашний начальник ИНО ОГПУ А.Х. Артузов, арестованный и находившийся под следствием, на допросе 25 мая 1939 г. объяснял появление сообщения о «военной партии» Тургуева-Тухачевского тем, что «имя Тухачевского легендировалось по многим делам КРО ОГПУ как заговорщика бонапартистского типа и нет никакой уверенности в том, что наша же дезинформация, нами направленная в польскую или французскую разведку, не стала достоянием немецкой разведки, а теперь из немецких источников попадает обратно к нам»1286. Однако он сам, еще будучи сотрудником НКВД, 25 января 1937 г. (это после того, как К. Радек на процессе «параллельного центра» 24–25 января 1937 г. упомянул Тухачевского в очевидно компрометирующем его политическом контексте) направил письмо Н.И. Ежову, сообщая о фактически немотивированном прекращении Ягодой «дела о военной партии Тургуева-Тухачевского». Он предлагал, по существу, возобновить его расследование1287.
Хотя в 1939 г., заключая свои показания по этому вопросу, Артузов сказал, что «существование заговора в СССР, в особенности в Красной армии, едва ли возможно»1288, разработка дела по «военной партии» была возобновлена в 1935 г., когда в руководство ИНО ГУГБ НКВД пришел Слуцкий. Но ничего нового по нему обнаружено не было1289.
Насколько «дело о военной партии Тургуева-Тухачевского» было использовано следствием и сыграло свою роль в деле о «военно-фашистском заговоре» в 1937 г., сказать трудно. Я еще вернусь к этому вопросу. Здесь же приведу некоторые соображения, которые возникают при знакомстве с цитированными выше материалами.
Контекст всей ситуации, возникшей в конце 1932 – начале 1933 гг. в ИНО ОГПУ в связи с получением информации о «военной партии генерала Тургуева», позволяет выдвинуть различные ей объяснения. Начнем с того, что можно принять в качестве объяснения версию Артузова (не буду ее вновь пересказывать). Но возможно, что эти сведения отражали реальную ситуацию и «военная партия» «генерала Тургуева», являвшегося на самом деле Тухачевским, в СССР в реальности существовала к концу 1932 г.
Поскольку Зюзь-Яковенко стал советским военным атташе в Берлине с конца 1931 г., надо полагать, он отправился в Берлин, уже войдя в состав «военной партии генерала Тургуева-Тухачевского». Следовательно, таковая «военная партия» должна была существовать, по меньшей мере, с конца 1931 г. Впрочем, странно, что арестованный 6 июня 1937 г. комдив Зюзь-Яковенко оказался малозаметным в «деле Тухачевского», как и вопрос о «военной партии генерала Тургуева». Во всяком случае, комкор Фельдман, показывая на следствии, что Тухачевский в начале 1932 г. сообщил ему о своей «военно-троцкистской организации», ставившей своей целью свержение правительства, как уже сформировавшейся, отражал ситуацию, в сущности подтверждающую агентурную информацию о «военной партии». Расхождение в идеологии «военной партии» и «группы Тухачевского», представленной следствием Фельдманом («троцкистской» по политической окраске), не существенно, если нас прежде всего интересует вопрос о реальности существования такой «военной партии Тургуева-Тухачевского». Отсюда напрашивается вывод: нарком Ягода откуда-то (помимо ИНО ОГПУ) точно знал, что за псевдонимом «Тургуев» скрывается Тухачевский, как знал и то, что «военная партия Тухачевского-Тургуева» – это реальность. И он, Ягода, преднамеренно «свернул» расследование информации о «военной партии», чтобы использовать эту информацию в своих конспиративных интересах: в качестве компромата против Тухачевского, для привлечения последнего к участию в «кремлевском заговоре и перевороте». Но в таком случае Ягода располагал сведениями о «военной партии» или «группе Тухачевского» из других источников, получив эти сведения по другим каналам. По существу, эта версия подсказана цитированными выше показаниями Г.Е. Прокофьева.
Допустим, однако, что Ягода действительно имел сведения о том, что агент, сообщивший о «военной партии», был на самом деле агентом-двойником и информация, им представленная, является дезинформацией. Тогда такое, столь категоричное утверждение профессионального и опытного чекиста Ягоды, что «Тургуев» – это Тухачевский, а агент – двойник, оставленное без комментариев (в такой ситуации и по поводу такой информации), вряд ли могло удовлетворить другого профессионального чекиста и опытного контрразведчика Артузова. Служебное подчинение мнению и распоряжению начальника, обусловленное дисциплинарными предписаниями, оставляло без ответа возникшие у него вопросы, обусловленные профессиональной практикой и привычкой. И Ягода серьезно рисковал, особенно если учесть его далеко не самые лучшие личные отношения с Артузовым.
В свете приведенных выше сведений и размышлений по делу о «военной партии» напомню ранее приводившиеся подробности из следственных материалов дела о «группе Смирнова А.П., Эйсмонта и др…» в 1932–1933 гг., в контексте которого неодократно выражалась обеспокоенность возможной причастностью Тухачевского к этой группе.
Можно было бы объяснить настойчивый вопрос следствия о причастности Тухачевского к делу «Смирнова – Эйсмонта» появившейся в распоряжении ОГПУ информацией о «военной партии» Тургуева-Тухачевского. Однако сведения о ней в ИНО ОГПУ, напомню, появились лишь в декабре 1932 г., а вопрос о Тухачевском следователь Молчанов задавал 27 ноября 1932 г. Это значит, что следствие ставило эти вопросы, отталкиваясь не от зарубежной агентурной информации о «военной партии генерала Тургуева», а на основании каких-то иных источников о «группе Тухачевского». В НКВД, которым формально еще руководил Менжинский, а фактически Ягода, уже имелись какие-то сведения об оппозиционно-конспиративных антиправительственных настроениях Тухачевского. Не буду утверждать, что тогда, в 1932 г., они уже были направлены против Сталина. Но нет никаких сомнений, что эти настроения были, безусловно, антиворошиловские, то есть антиправительственные. Впрочем, согласно некоторым свидетельствам, существование «группы Тухачевского» не было какой-то тайной.
