«Преступление настолько тяжело, что говорить о пощаде трудно, но я прошу суд верить мне, что я полностью открылся, что тайн у меня нет перед советской властью, нет перед партией. И если мне суждено умереть, я умру с чувством глубокой любви к нашей стране, к нашей партии, к наркому Ворошилову и великому Сталину»1299.
Примечательно отношение к «группировке Тухачевского» уже цитированного выше командарма 2 ранга Я.И. Алксниса. «Я прямо заявляю, – будто бы оправдываясь (возможно, так это и было), сообщал Я.И. Алкснис на Военном совете в июне 1937 г., – я знал, что существует группировка Тухачевского; знал, что существует такая армейская группировка Тухачевского; видел это, чувствовал ее. Видел, что если эта группировка какие-нибудь организационные мероприятия проводит, если Тухачевский что-нибудь сказал, то и из Белоруссия, и с Украины сразу выдвигают те же самые мероприятия… Но вот чего я не предполагал, это то, что это политическая группировка, что эта группировка имеет определенные политические цели»1300. Здесь, собственно говоря, и кроется почва для обвинения: не наличие «группировки», а наличие «группировки», преследующей определенные политические цели. Тогда это уже не просто профессиональная, внутрикорпоративная группа, а «политическая группировка».
Подводя некоторые итоги всему сказанному выше о «группировке Тухачевского» в контексте рассмотрения вопроса о так называемой «военной партии генерала Тургуева» и подозрений о связях с Тухачевским «дела Смирнова – Эйсмонта» в ноябре-декабре 1932 г., можно полагать, что, действительно, как сообщал Фельдман некая внутриармейская «группировка Тухачевского» возникла в конце 1931 – начале 1932 г. после перевода Тухачевского в Москву и назначения его заместителем наркома и начальником вооружений РККА. На первый взгляд, парадоксальное, с точки зрения правительственного решения и решения Сталина, назначение Тухачевского вскоре после «дела Какурина – Троицкого», в ходе которого он едва не был арестован, требует еще раз возвратиться к специальному рассмотрению сказанного выше в контексте отношений Сталина к Тухачевскому.
Почему же Сталин, а вместе с ним и все его ближайшее окружение были убеждены в реальности «заговора Тухачевского»? Что побудило Сталина начать, как мне кажется, упреждающие действия против «группы Тухачевского» в 1937 году? Здесь я хочу рассмотреть главным образом те аспекты проблемы, которые позволят выяснить, что же послужило причиной для физического уничтожения Тухачевского «с товарищами» 11 июня 1937 г.
Начиная с лета 1931 г. и до конца своей жизни и карьеры, Тухачевский, лишенный своих, реальных военных средств воздействия на политику, сам по себе перестал быть действенной силой какой-либо внутриполитической борьбы. Отныне он остался лишь «именем», известным, знаменитым «именем», вокруг которого, как вокруг знамени или лозунга можно было объединить недовольных властью, политическую или социальную оппозицию. Можно было под «именем-знаменем Тухачевский» действовать на внешнеполитическом поле, представляя СССР в «военно-аристократическом» облике Тухачевского, вводя в заблуждение зарубежных политических партнеров и врагов. Однако в качестве реальной политической или военно-политической силы на поле внутриполитической борьбы Тухачевский больше не существовал, в частности – в 1936–1937 гг. Реальную силу, начиная с 1931 и по 1937 гг., представляли другие, новые популярные «военные вожди» – Якир и Гамарник.
Тухачевский был «именем» и знаменем оппозиции и заговорщиков. Однако его политическая судьба зависела, если упрощать и схематизировать явление, от позиции командующего Киевским военным округом командарма 1 го ранга Якира, пожалуй, самого популярного в первой половине 30-х гг. из высших военачальником Красной армии.
Политическое значение Якира не сводилось к его личному, чрезвычайно высокому авторитету среди комсостава Красной армии, в том числе среди ее высшего комсостава. Он был не только популярным, но и самым влиятельным политическим деятелем на Украине. Его близким другом был и руководитель НКВД Украины В.А Балицкий, выполнявший свои функции с оглядкой на Якира. Таким образом, афористически выражаясь, в первой половине 30-х гг. Якир – это Украина, а Украина – это Якир. Такое положение Якира, который был креатурой М.В. Фрунзе, а не ставленником Сталина или Ворошилова и потому в глубине души не испытывал морального давления ни Сталина, ни Ворошилова, само по себе не могло не беспокоить Кремль. Это беспокойство стало превращаться в убеждение в политической неблагонадежности Якира, когда Сталин попытался оторвать Якира от Украины, удалить его оттуда. Ситуация очень напоминала обстоятельства, возникшие в 1923–1924 гг., когда Кремль пытался убрать с Западного фронта популярного там Тухачевского, политическое поведение которого начало вызывать опасения у Москвы.
Первый шаг по сужению масштабов власти и влияния Якира на Украине был предпринят еще в мае 1935 г., когда вопреки его категорическому нежеланию, большой Украинский военный округ был разделен на два – Киевский и Харьковский, как и выделение в том же году из Особой Краснознаменной Дальневосточной армии В.К. Блюхера Забайкальского военного округа. Хотя официальной мотивацией этого разделения были соображения оперативно-стратегического характера, Якир прекрасно понимал, что это наступление против его авторитета, популярности и власти, как это осознавал и Блюхер.
«Он был против деления Украинского военного округа, – свидетельствовал на Военном совете 1–4 июня 1937 г. командующий Харьковским военным округом, близко знавший Якира, комкор И.Н. Дубовой. – Заставили его, поделил»1301. В связи с этой «военной реформой» на Украине была тогда же, в 1935 г., попытка вообще убрать Якира с Украины. Разделение округа и мотивировалось, с одной стороны, необходимостью предоставления Якиру более значимой по масштабу должности в высшем руководстве Красной армии, а с другой стороны, для такого большого округа, как Украинский, и для такого масштаба политического влияния, каким пользовался Якир, в Красной армии нет соответствующей фигуры. Известно, что Якиру предлагалась должность начальника Генерального Штаба РККА, от которой он отказался. Ему была предложена должность заместителя Наркома обороны СССР по авиации – Якир и от нее отказался, сославшись на состояние здоровья.
Даже в высшем эшелоне власти старались проводить свою линию по сокращению масштабов власти Якира осторожно, «чтобы не спугнуть», опасаясь спровоцировать его на возможные действия, опасно-враждебные по отношению к власти.
«…Он систематически не хочет ехать с Украины, – замечал Дубовой и делал вывод, совершенно очевидно, указывая на это нежелание Якира как на признак конспиративных замыслов: – Теперь понятно, почему он не хотел»1302. И далее, реагируя на сказанное Дубовым, Ворошилов невзначай проговаривается: «Тов. Сталин сказал, что тут что-то серьезное есть, раз он не хочет ехать с Украины»1303. Реплика Ворошилова приоткрывает перед нами причины, по крайней мере, некоторые, породившие у Сталина вполне определенные подозрения Якира в каких-то противоправительственных, антисталинских замыслах: «Тут что-то серьезное есть».
Однако не менее красноречива следующая фраза Ворошилова: «Но я не хотел этих людей иметь здесь на авиации», имея в виду Якира и Уборевича, которому эту же должность предложили в 1936 г.
